Возвращение расизма

История становится ставкой в игре, воспринимается как ресурс, который многочисленные группы, требующие признания драм, пережитых или будто бы пережитых их предками, стремятся мобилизовать в своих целях. В итоге расизм тоже нагружается историческими сюжетами, создает собственные концепции прошлого, которые другие группы начинают оспаривать. Он быстро взваливает на себя груз истории, в котором перемешаны лакуны памяти и концепции, которые искажают прошлое.

Следует учитывать новизну этой ситуации. В прошлом различные формы расизма, опиравшиеся на биологию или физические характеристики тех или иных групп и личностей, практически не апеллировали к истории. Сегодня же традиции памяти разных групп сталкиваются друг с другом, вступают в конкуренцию, и расизм, как и антирасизм, прибегает к истории как к своему основному орудию. Это хорошо показывает опыт Франции. Во Франции антисемитизм, особенно после того как он вновь поднял голову в конце 1990-х, постоянно обращается к истории, и точно так же поступают его противники. Первоначально антисемитизм сосредоточился на Второй мировой войне и роли режима Виши. В 1980-х годах лидер «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен проявил интерес к «негационистским» тезисам Фориссона, и его антисемитские заявления много раз касались дел той эпохи. Еще одним источником ненависти к евреям стало существование Государства Израиль и все, что связано с палестино-израильским конфликтом. Здесь тоже постоянно привлкается и мобилизуется история (теперь уже не Франции, а Ближнего Востока), особенно в тех случаях, когда от легитимной защиты палестинского дела маятник качается к откровенно антисемитским лозунгам.

Не так давно в обществе начали звучать споры о колонизации, работорговле и рабстве. Эти темы поставили под сомнение весь национальный исторический нарратив, который либо не упоминал их вовсе, либо даже восхвалял отдельные их страницы, так что в феврале 2005 года был принят закон со статьей (которая затем была вычеркнута), рекомендовавшей в курсах истории рассказывать о позитивных аспектах колонизации. Мобилизация различных движений черных, а также политиков и политически активных интеллектуалов отвергла замалчивание или минимизацию травм, пережитых в эпоху рабства и колонизации, не только во имя исторической истины, но и потому, что они справедливо увидели в подобном замалчивании и минимизации один из источников современного расизма. Отказ признавать прошлое неотделим от сегодняшней, вполне конкретной, дискриминации. Утверждать, что колониальное прошлое многое дало колонизированным народам, значит не только подвергать сомнению неприемлемый характер этих событий, но и в некоторой степени — возвращаться к ним, воскрешать их через предрассудки, презрение, дискриминацию и сегрегацию. Расизм не везде и не всегда скрещивает прошлое и настоящее и не всегда привлекает на свою сторону историю с социологией. Однако всякий раз, когда подобное происходит, эта смесь делает его в два раза сильнее и опасней.

У господствующих групп вовсе нет монополии на расизм. Часто он оказывается настолько притягателен для бедных, что диктаторские, фашистские и тоталитарные режимы, демагоги или экстремистские партии с мощной популистской базой используют его в своих целях. В эпоху культурной и социальной фрагментации на множество этнорасовых групп расизм начинает пользоваться вырванными страницами истории и материалами, позаимствованными у прошлого, чтобы опереться на эти руины. Вот почему во Франции или в США признаки антисемитизма можно встретить у чернокожих, тогда как евреи порой демонстрируют антиарабский расизм или расизм направленный на черных, и эти проявления могут подпитываться дискурсом, претендующим на историчность.

Карикатурный пример такого рода — «комик» Дьедонне, который обличает мифическое участие евреев в торговле чернокожими рабами да еще вдобавок утверждает, что, говоря о холокосте, евреи хотят сохранить монополию на историческое страдание и поэтому активно противодействуют признанию таких исторических драм, как рабство и работорговля.

* * *
Социальные науки не всегда достаточно энергично сражались с расизмом и даже в прошлом внесли свой вклад в создание и распространение расистских доктрин. Чтобы в этом убедиться, достаточно пролистать первые выпуски авторитетного американского социологического журнала «American Journal of Sociology»: мы там встретим, например, статьи Фрэнсиса Гэлтона или перевод введения «Арийца» Ваше де Лапуша, одного из отцов классического расизма, не говоря уже об аналогичной американской продукции.

В условиях обновления расизма у социальной позиции социолога появляется плодотворное и важное поле для приложения. Он может внести свой вклад в сражение с этим злом. Перечислим опять, но теперь уже в обратном порядке, основные тезисы этого текста.

Расизм мобилизует прошлое? Если так, то историки должны не просто откликаться на происходящие изменения, а сражаться в первых рядах, чтобы задавать вектор исторической повестки дня, чтобы дать жертвам и побежденным право голоса в историческом нарративе, чтобы провоцировать и направлять общественную дискуссию. Если во Франции конца 1970-х годов смог набрать вес «негационизм», вина за это во многом лежит на пробелах исторических исследований, посвященных нацистским лагерям смерти, — лишь конференция, организованная Раймоном Ароном и Франсуа Фюре в 1982 году, смогла отчасти заполнить эту лакуну.

Расизм глобализируется? Значит, и антирасизм должен одновременно учитывать и глобальные процессы, и контекст местных или национальных сражений, интерпретируя их в духе альтермондиализма. Вместо того чтобы втягиваться в полемику, быстро скатывающуюся к идеологии, социальные науки способны дать ответ на многие вопросы, сравнивая различный исторический опыт, достижения, поражения и трудности, рассматривая антирасизм одновременно как объект исследования и пространство для действия, активизация которого требует совместного производства знаний исследователями и активистами.

Расизм — это не просто идеологический или политический феномен, а осязаемая реальность, выражающаяся прежде всего в дискриминации? Социальные науки должны способствовать пониманию его многочисленных проявлений и вносить ясность в споры об инструментах познания, которые для этого необходимы. Так, цель социальных наук не в том, чтобы поспешно решить, следует ли «поддержать» или «осудить» статистику разнообразия, а в том, чтобы создать пространство дискуссии и показать действующим лицам, властным кругам, политическим партиям и функционерам возможные плоды подобной статистики и одновременно ее ограничения, если не потенциальные опасности.

Сегодняшний расизм настолько тлетворен, что его жертвы порой стремятся укрыться от него в пространстве идентичности, которая скатывается либо в коммунитаризм, либо в релятивизм. После сорока лет споров между универсалистами и релятивистами, «либералами» и «коммунитаристами», «республиканцами» и «демократами» социальные науки только выиграют, если помогут социальным, культурным, политическим деятелям, общественному мнению и прессе преодолеть эти оппозиции, чтобы найти новые точки соприкосновения между двумя типами ценностей. Расизм черпает силы как из общинной замкнутости, так и из проповеди слишком абстрактного универсализма — к нему приводят обе эти угрозы. Чтобы заставить его отступить, требуется приложить в разных сферах все усилия, дабы уйти от ложного выбора между универсальными ценностями и признанием различий, научившись, наоборот, примирять их друг с другом.

Наконец, расизм часто представляется как «институциональный» феномен. Роль социальных наук здесь в том, чтобы снять покров с того, что институты скрывают, показать, что за структурами скрываются конкретные деятели, и напомнить им об их ответственности. Задача исследователей — указать конкретные меры, которые смогут повлиять на функционирование организаций в направлении сокращения расизма, что требует волевого вмешательства социальных акторов изнутри организации и извне, а также благоприятных условий, например, изменений в законодательстве. Если ученые хотят внести свой вклад в борьбу с расизмом, перед социальными науками лежит широкое поле для деятельности. Их задача не в том, чтобы раздавать советы, брать на себя роль экспертов и тем более, потакая собственному самолюбию, скатываться к обличениям, будь то американского империализма или французского республиканизма. Цель исследователей — вместе с заинтересованными сторонами создавать знания, при этом не подменяя этим усилия, прикладываемые этими сторонами.

Мишель Вевьёрк
Перевод с французского
М. Майзульса