Свобода в университетах Средневековья
Свобода
Представление об академической свободе едва ли можно проследить дальше немецких университетов XIX века, где под влиянием более ранних идей эпохи Просвещения появляется представление о том, что преподаватель обладает особыми свободами, в том числе свободой ведения дискуссий и постановки вопросов. Однако ни в Российской империи, ни в СССР академических свобод в немецком или французском понимании не было. А в Средние века даже само это слово наполнялось другим содержанием и весь контекст — правовой, моральный, научный — был иным.
Так что можно попытаться отыскать в средневековых университетах зачатки современных идеалов свободной университетской жизни, а в философских, схоластических, богословских и риторических текстах — элементы представлений об интеллектуальной свободе ученого. Но я предлагаю пойти другим путем и попробовать реконструировать средневековое наполнение понятия свободы.
Университет
В эпоху Высокого Средневековья (примерно с XI по XIV век. — Прим. T&P) и до конца XV столетия еще нет четкого определения университета. Сам этот феномен появился на пересечении трех понятий.
Первое — schola — широко использовалось в XI–XII веках и могло применяться как к существующим монастырским, так и к появляющимся светским школам, где изучались право и медицина. Оно также встречается в Библии, в «Деяниях святых апостолов», где говорится о проповеди Павла в некоей школе.
Второе — studium generale. Исследователи часто предлагают рассматривать его как синоним университета. На самом деле в XI–XII веках слово studium означало процесс, учебу. К началу XII столетия у него появляется дополнительное новое значение — совокупность школ одного города. С распространением этого понятия происходит его осмысление правоведами, и появляется причудливый гибрид studium generale — некая всеобщая школа, учебный центр, имеющий право присвоения степеней, которые будут признаваться за его территорией. С этим связано латинское понятие liсentia — разрешение на преподавание, подтвержденное высшей властью (обычно епископом), которое требовалось начиная с XII века.
И третье понятие — собственно университет. Слово universitas первоначально обозначало некую общность — например, общность правил в классическом римском праве. Постепенно им стали называть сообщество людей, обладающих некой формой самоорганизации. Под это определение попадали сообщества школяров, магистров, существовавшие примерно с того же времени, когда началось странствие за знанием. На этом этапе, когда речь идет уже именно о корпорации, одним из распространенных понятий оказывается universitas magistrorum et scholarium. Позже, в XIII–XIV веках, появляется понятие universitas studii — корпорация университета какого-то города.
Какой университет был первым — вопрос зыбкий. В Болонье считают, что первым был Болонский университет, основанный в 1088 году, хотя дата выбрана очень условно. Не без оснований можно считать, что первым был Парижский университет, хотя Оксфорд тоже возник примерно в то же время, в конце XI — начале XII века.
Эти три первых университета, к которым чуть позже присоединился Монпелье на юге Франции, не были кем-то специально основаны. Они стали образцовыми моделями университета, и все прочие центры, которые назывались университетами, позже основывались по их образу и подобию. Да и сама идея, что университет может быть «основан», возникла не сразу. В понятии studium заложена мысль о существовании центров, славных своей ученостью, в которые надо ехать, чтобы учиться медицине, праву, богословию, искусству. В XIII веке все более ясной становится идея, что университет можно основать, перенести привилегии, традиции и формы знания, зародившиеся стихийно, в любое место. Кроме того, в ходе ссоры с горожанами студенты сами могли уйти в другое место и основать там новый университет. Так, например, появился Кембридж, частично вышедший из Оксфорда.
Факультет
Слово «факультет» обозначало некий раздел знания. Существовала иерархия знаний с высшими факультетами богословия, права и медицины и низшим факультетом искусства.
Факультеты осмыслялись не как социальная структура, а как единая матрица, способная охватить все базовые проблемы общества. Современного вопроса о соотношении теоретических и прикладных дисциплин в университете средневековые люди просто не поняли бы, потому что знания были призваны охватить все, что можно помыслить. Например, в «Великой хартии привилегий», дарованных Университету Коимбры в Португалии, король утверждает, что он основал университет, потому что жители государства должны богословием спасать души; руководить этими душами должны знатоки экономического права; за справедливостью должны следить знатоки гражданского права, а за телами подданных — медики. В свою очередь, представители факультета свободных искусств должны следить за подготовкой к высшим факультетам.
Эта система проецирует представление о том, что свобода университета не подразумевает «особого пути», что университет является органичной частью города наравне с Церковью и всеми другими органами государства.
Вольности и привилегии
Одна из двух частей свободы, о которой говорили в Средние века в университетах, — понятие libertas scholastica. Это не интеллектуальная свобода, а вольность, обладание особым правом, которое обеспечено некоей высшей властью. Но это определение скорее риторическое, чем правовое: можно много говорить о вольности корпорации, этого самого studium или школы, но эти свободы дополняли общее право, в котором ничего касающегося университетов, школ и магистров не было.
Как привилегию можно рассматривать само право преподавания где угодно. Другая распространенная привилегия связана с тем, что большинство студентов и преподавателей были клириками и для нахождения на учебе им требовалось отсутствовать в приходе, к которому они относились. Одна из первых свобод, которую формулирует император Фридрих I Барбаросса в середине XII века, — это свободный проезд к университету. Дальше появляются судебный иммунитет и личная защита короля, освобождение от большей части налогов, право подачи прошений в римскую курию (главный административный орган Святого Престола и Ватикана. — Прим. T&P) и прерогативы для получения бенефициев (пожалований, часто в виде земельного участка либо доходной должности при храме. — Прим. T&P). Привилегированность одной из городских групп не могла не приводить к разнообразным и порой довольно жестоким конфликтам между университетами и горожанами.
Но при всех его вольностях у средневекового университета не было своего пространства, студенты занимались в арендованных зданиях и в церквях. Поэтому во время основания новых университетов или дарования привилегий недавно основанным короли подробно описывали, как свобода корпорации должна реализовываться пространственно. Например, в грамоте короля Арагона Хайме II, устанавливающей статус Университета Льейды в 1300 году, правитель указывает на то, что в местах проживания докторов, магистров и школяров королевские должностные лица не могли производить розыск преступников, за исключением самых тяжких преступлений, караемых смертной казнью. А король Диниш I Португальский в грамоте, дарованной им Университету Коимбры (основанному в Лиссабоне, но переехавшему из-за конфликта с горожанами), просит рыцарей, оруженосцев, пажей, танцовщиц, акробатов и актеров даже близко не подходить «к домам школяров или докторов ни ради проживания, ни ради пропитания». Французские и итальянские правоведы много писали о том, что университетский квартал должен быть освобожден от дурного соседства кожевников и других ремесленников, связанных с шумом и неприятными запахами.
Но все это выполнялось плохо, и школяры селились там, где получалось. У городской корпорации тоже были свои привилегии, которые могли сталкиваться со свободами университетов.
Сообщество
В XIII–XIV веках постепенно появляется идея, что высшей школе все-таки нужна корпорация, некое сообщество. Эта мысль встречается, например, в «Семи Партидах», правовом тексте короля Кастилии и Леона Альфонса X Мудрого. В одном месте там есть пассаж о том, что ученым людям необходимы братства, «ибо они собираются ради благого дела и являются чужаками из различных мест». В другом говорится, что у этого сообщества должен быть свой руководитель, ректор, который «должен наказывать и поощрять школяров, чтобы они не сбивались в шайки и не участвовали в стычках… и вели жизнь достойную и добрую».
Университетские сообщества можно разделить на две группы. Первая — это модель школы, где магистры и преподаватели обладают властью над учениками и даже могут их судить (хотя за тяжкие преступления все равно должны передавать их высшим властям). Эта система построена на строгом подчинении авторитету учителя. Вторая — сообщество равных людей, собравшихся для какой-то цели и решивших помогать друг другу. Руководителем такой корпорации был один из студентов. Доктора и магистры в вопросах организации обучения должны повиноваться студенческому собранию, которое могло запретить читать лекции неугодному или неквалифицированному преподавателю. Школяры, приезжавшие в город и пытающиеся обладать студенческими привилегиями, должны были подчиняться сообществу и участвовать в общих собраниях.
Университет как сообщество обладал не только свободой и привилегиями, но также честью и славой. Дурная или добрая, она очень важна для корпорации, поэтому сообщество регулировало даже одежду. Магистры и доктора должны были одеваться «в свое полное облачение», читающие лекции бакалавры — «в достойное платье длиной до пят», а остальные школяры должны были носить одежду «до середины голени». Также школярам было запрещено держать в доме ловчих животных или общаться с «подозрительными женщинами».
Основой сообществ еще в XI веке, когда они еще не были привилегированными, были клятвы. Обладатели степеней клялись читать лекции, школяры клялись уважать магистра и помогать ему, а также что-то даровать корпорации после своей смерти.
Любопытство магистров
Другой аспект свободы средневековых университетов — это свобода воли, или, можно сказать, интеллектуальная свобода.
В богословских дискуссиях обсуждались два типа свободы такого рода: libertas libera (свобода делать зло) и libertas liberata (свобода делать добро). Кроме того, магистр — значит учитель, а, например, в Евангелии от Матфея сказано, что учитель один — Христос. Эти проблемы имели последствия и для университетских корпораций. Главной опасностью для свободной учености стала идея ложных учителей, а осуждение ложного знания было тесно связано с проблемами свободы и любопытства.
Человек обладает свободой воли, может делать все что угодно и однажды может захотеть узнать что-то такое, что ему знать не обязательно. В средневековой культуре это осуждалось, считалось, что бесконечное любопытство может завести неизвестно куда. Богослов IV века Пелагий, как и многие его современники, осуждал философские споры и интерес к Аристотелю и Аверроэсу, считая, что гордыня, обман и любопытство приводят к страшным последствиям.
Регулирование излишне опасных мыслей в университетах выражалось в ограничениях, связанных с практикой диспутов. Конечное решение исходило от самой корпорации: так, магистры факультета искусств ограничивали своих коллег в высказываниях по богословским вопросам. Правда, в данном случае мы имеем дело скорее не с проблемой гордыни, а с вопросом профессиональных границ.
С темой свободы и несвободы в университетах также связана проблема преподавания — и здесь тоже можно найти примеры, связанные не с боязнью ереси, а с корпоративными ограничениями. Например, в грамоте середины XIV века Университету Коимбры король запрещает школярам и бакалаврам преподавать вне университета что-либо, кроме азов латинского языка, ради сохранения его монополии на знание.
Важно, что высших церковных иерархов опасность массовых ересей всегда волновала больше, чем спорные рассуждения отдельных крупных богословов. Ученые считают, что ни для Пьера Абеляра, ни для Иоахима Флорского осуждение их работ никаких суровых последствий не имело. Самый известный и трагичный случай осуждения университетского деятеля за ересь — сожжение Яна Гуса — был исключением из правил. По мнению исследователей, столь серьезное ограничение интеллектуальной свободы, приведшее к казни, было скорее следствием самоуверенности самого Гуса.
Таким образом, если сегодня мы видим в свободе преимущественно благо и добродетель, то в Средние века это понятие было более многогранным и менее однозначно положительным даже для самих представителей университетской культуры.
Литература
- Courtenay W.J. Inquiry and Inquisition: Academic Freedom in Medieval Universities: Church History. 1989.
- McLaughlin M.M. Intellectual Freedom and Its Limitations in the University of Paris in the Thirteenth and Fourteenth Centuries. New York: Arno, 1977.
- Peters E. The Matter of Curiosity: Libertas Inquirendi and the Vitium Curiositatis in medieval thought, Travellers, Intellectuals, and the World Beyond Medieval Europe / Ed. J. Muldoon (The Expansion of Latin Europe, 1000–1500). New York: Routledge, 2016.
- Thijssen J.M.M.H. Censure and Heresy at the University of Paris, 1200–1400. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1998.
- Аврелий Августин. О свободе воли.
- Документы по истории университетов Европы XII–XV вв. Воронеж, 1973.
- Уваров П.Ю. Университет // Словарь средневековой культуры. М., 2007.
Александр Русанов