Россия vs Запад: сценарии конфронтации
Наиболее вероятным сценарием является новая холодная война. Нет никаких признаков того, что Россия хотела бы изменить свой политический курс. А раз этого не произойдет, значит, нынешняя гибридная холодная война будет продолжаться. Поэтому продолжение или прекращение новой холодной войны зависит от России. Но Запад, в свою очередь, определяет ее тип и характер.
Можно выделить два типа новой холодной войны — стабилизация и дестабилизация. Если Запад будет реагировать на действия России адекватно, если он разработает эффективные механизмы сдерживания, устрашения и обороны, то будут созданы жесткие механизмы взаимного балансирования и стабилизации отношений с Россией времен новой холодной войны. Как и в годы первой холодной войны, вероятность того, что такое противостояние перерастет в горячую войну, будет ограниченной, хотя в гибридных формах эта вероятность все же будет больше, чем раньше.
С другой стороны, если Запад не сможет эффективно нейтрализовать российские вызовы и угрозы, особенно нового типа, будет реализован нестабильный сценарий новой холодной войны, в котором будет гораздо больше неопределенности, непредсказуемости и рисков вооруженного противостояния.
Вероятность сценария холодного мира сегодня ниже, чем вероятность первого сценария, хотя, по всей видимости, чем длиннее горизонт прогнозирования, тем больше эта вероятность возрастает. Переход от холодной войны к холодному миру во многом зависит от позиции России. Пока у власти будет президент Путин, ее нынешний курс, безусловно, не изменится. Это почти невозможно по причине психологического характера. Однако позже после смены правительства вероятна его коррекция или даже серьезный сдвиг в сторону взаимодействия с Западом.
Что же касается сценария горячей войны, то у него есть три варианта — скрытая агрессия, ограниченный открытый конфликт и полномасштабная война. Отметим, что в условиях новой, гибридной холодной войны возникновение прямого конфликта между двумя сторонами более вероятно, чем в классической холодной войне XX века. Тогда какая-нибудь «малая война» (например, за Кильский канал или за проливы Босфор и Дарданеллы) была немыслима. Каждая искра представляла опасность того, что сразу же разразится большая война.
Сегодня возможна прямая военная конфронтация, в частности скрытое, замаскированное применение вооруженного насилия, то есть, агрессия ниже порога открытой войны с постоянным использованием регулярных войск (среди примеров такой агрессии — аннексия Крыма и конфликт в Донбассе). Такая агрессия создала бы серьезные трудности в плане оперативного и эффективного реагирования системы коллективной обороны, такой как НАТО, из-за возникновения ситуаций, в которых было бы сложно принимать быстрые решения, поскольку для их принятия необходимо единое мнение.
Менее вероятной, но и гораздо более вероятной, чем во время первой холодной войны, может быть ограниченная агрессия. Возможность такой агрессии связана с концепцией России о возможном применении тактического ядерного оружия для так называемой ядерной деэскалации обычного конфликта. Она предполагает, что, если Россия проигрывает в обычном конфликте, она может нанести предупредительные удары тактическим ядерным оружием, чтобы дать понять: мы находимся на грани ядерной войны, давайте прекратим конфликт, давайте начнем мирные переговоры. Неспособность НАТО отреагировать на такую доктрину может повысить риск начала ограниченной войны, став для России искушением провести быструю и ограниченную операцию для получения важной политической выгоды, а затем поддерживать ситуацию в качестве так называемого «свершившегося факта».
Наименее возможной и наименее вероятной является крупномасштабная война между Россией и Западом. Как и в годы первой холодной войны, здесь все еще действует ядерное сдерживание, основанное на доктрине «взаимного гарантированного уничтожения». Такая война может начаться лишь в результате случайности или неконтролируемого ограниченного конфликта, что в свою очередь указывает на то, что в целом риск начала горячей войны, даже в крупном масштабе, в условиях гибридной холодной войны больше, чем он был в условиях первой холодной войны.
Станислав Козей (Stanisław Koziej), The National Interest