Вы здесь

Постнеолиберальный консенсус: экономические эксперименты Трампа

После десятилетней борьбы пришло время признать: неолиберализм не просто мертв, его место уже занимает новый консенсус. Поразительно, но значительная часть левых и правых в США согласны по поводу общих контуров экономической политики. Дискуссии в университетах и аналитических центрах сегодня ведутся на основе общего понимания, которое значительно отличается от неолиберальной ортодоксии последних 50 лет.

Первый элемент нового консенсуса — признание, что концентрация экономической силы стала чрезмерной. Эта озабоченность выражается разными группами в разных формах. Одни прямо жалуются на неравенство доходов и богатства, и пагубное влияние этого неравенства на политику. Другие беспокоятся о рыночном доминировании и его негативных последствиях для конкуренции. Для третьих ключевой проблемой стала финансиализация и вызванное ею искажение экономических и социальных приоритетов.

Лекарства предлагаются тоже разные — налоги на богатство, жёсткий антимонопольный контроль, реформа финансирования избирательных кампаний. Но общим является стремление ограничить экономическую и политическую силу корпоративных, финансовых и технологических элит; оно объединяет прогрессивных сторонников сенатора США Берни Сандерса и популистов, подобных Стиву Бэннону, который сейчас ведёт подкаст, а ранее был советником Трампа.

В мире экономических перемен трудовые шоки неизбежны

Второй элемент нового консенсуса — важность восстановления достоинства людей и регионов, оставленных неолиберализмом позади. Для этого нужны хорошие рабочие места. Ведь рабочие места — это не просто средство обеспечения дохода. Это одна из основ идентичности и общественного признания. На хорошие рабочие места опирается крепкий средний класс, который, в свою очередь, является фундаментом социальной сплочённости и устойчивой демократии.

В мире экономических перемен трудовые шоки неизбежны. Вплоть до 1990-х имелось множество защитных мер (защита рабочих мест, торговые ограничения, контроль над ценами, нормы регулирования для обуздания финансового сектора), которые сдерживали негативные последствия для работников и сообществ. Но неолибералы полагали, что эти меры создают неэффективность и должны быть устранены. Они игнорировали экономические и социальные проблемы, к которым могла привести потеря рабочих мест из-за технологических изменений, глобализации или экономической либерализации.

Третий компонент нового консенсуса: государство должно играть активную роль, влияя на необходимые преобразования в экономике. Нельзя доверять рынкам, будто они смогут самостоятельно обеспечить экономическую устойчивость, национальную безопасность, инновации для передовых технологий, экологически чистую энергию или хорошие рабочие места в проблемных регионах. Власти должны подталкивать, выкручивать руки, субсидировать. Промышленная политика перестала быть постыдно маргинальной, заняв центральное место в экономических дискуссиях.

В совокупности эти три принципа составляют новое понимание целей и инструментов экономической политики — новой и в целом достойной похвалы. Впрочем, дьявол, как всегда, в деталях. Фактические результаты будут определяться выбором и реализацией конкретных решений.

Возьмём задачу создания хороших рабочих мест. Левые и правые явно пришли к консенсусу по поводу желательности возврата производства из-за рубежа («решоринг») и оживления промышленности. Исторически промышленная рабочая сила играла ключевую роль в создании равного общества со средним классом. Но автоматизация и другие технологические силы превратили промышленность в отрасль, которая избавляется от труда. Даже в Китае за последние годы число занятых в промышленности сократилось на миллионы. Итак, даже если в США и Европе увеличатся инвестиции и объёмы выпуска в промышленности, эффект для занятости, скорее всего, будет минимальным.

Нравится нам это или нет, но будущее занятости связано со сферой услуг — услуги ухода за людьми, розничная торговля, гостиничный бизнес, логистика, гиг-экономика и так далее. Любые попытки создать хорошие рабочие места, которые не будут ориентированы на организационные и технические инновации в сфере услуг, неизбежно разочаруют.

Да, есть иные важные причины поддерживать промышленность. Передовая промышленность, наряду с цифровой экономикой, играет огромную роль в инновациях и национальной безопасности. Имеет смысл проводить промышленную политику с акцентом на этих аспектах экономической деятельности, в дополнение к мерам развития сектора услуг, который впитывает рабочую силу. Впрочем, и здесь вопрос «как?» не менее важен, чем вопрос «что?».

Есть оговорки и по поводу промышленной политики. Она может быть совершенно провальной, если способствуют коррупции или обслуживает узкие интересы корпораций. По этому параметру подходы Трампа, к сожалению, выглядят неутешительно. Его торговая политика и сделки с технофирмами хаотичны, имеют транзакционный характер и лишены последовательной долгосрочной стратегии, отвечающей интересам общества. Хуже того, они стали частью программы усиления авторитаризма и попрания принципов верховенства закона.

Исходя из постнеолиберальных принципов экономической политики, мы можем оценить фактические решения — и Трамп эту оценку не проходит. На словах он за хорошие рабочие места и за промышленную политику, которая способствует преобразованиям в экономике, но на деле он помогает увеличить концентрацию богатства и власти. Модель коррупционного госкапитализма, пытающегося реанимировать давно уже мёртвую индустриальную экономику, вряд ли станет антидотом от неолиберализма.

Лучшее, что можно сказать о подходах Трампа к экономике — назвать их экспериментальной фазой перехода к постнеолиберализму. Хорошая новость в том, что будущему правительству уже не придётся искать новые руководящие принципы. Новый консенсус уже сложился.

Дэни Родрик (Dani RodrikProject Syndicate