Плач о нобелевском пармезане
Для каждой книги Алексиевич опрашивает 500—700 человек. Чернобыльские ликвидаторы, которые шли работать возле реактора с лопатами. Матери детей с такой врожденной патологией, что лучше ее всуе не поминать. Родители онкобольных детей («Вы понимаете, что такое семь лысых девочек в палате?»). «Самоселы» чернобыльской зоны, бежавшие в начале 1990-х из Таджикистана и Киргизии, их свидетельства, их боль — и то, что больше им идти некуда. (Она чуть не первая начала писать об этом в середине 1990-х!) Русская беженка из Сухуми, ее жизнь на московском вокзале 1993-го, среди десятков таких же (за одной Олей с очень простой русской фамилией приезжает родня, об этом объявляет вокзальный репродуктор. Другая Оля, с той же фамилией, узнав, что приехали не за ней, плачет в углу). Таджикские мигранты в Москве. Самоубийство маршала Ахромеева — и смерть седого защитника Брестской крепости в Бресте, на рельсах, в начале 1990-х (кто забыл взрыв свинства по отношению к ветеранам — пусть вспомнит, в прозе Алексиевич он сохранен). …Люди, которым в 1990-х не на что похоронить близких: тело лежит дома, его мажут марганцовкой. Отжимы квартир — и самоубийства, и рассказы детей жертв.
Кто выдержит 500—700 таких разговоров — тому исполать. Пока особо никто не пробовал.
Эти 500—700 интервью — сырье ее книг. Материал подлежит жестокой правке, структурированию, осмыслению. От одной судьбы — глава, от другой — строка. Все держится вместе волей автора, анализом и комментарием. Можно говорить о том, как автора «Времени секонд хэнд» подминает огромный материал. Гадать: а вышла ли она сама полностью из мира СССР? Но нельзя не заметить интонацию, женскую волю к детали. И главное: это плач над всеми и за всех.
Свидетельств о 1990-х больше, страшнее, честнее не собрал никто. Главный аргумент «державного лагеря» в споре с «либералами» о 1990-х: «Да вы плевать хотели на народ…»? Вот, пожалуйста, — человек, которому не плевать, человек, никогда не ходивший в стае, человек, усиливший своим диктофоном и своей прозой жестокий и немой опыт самых беззащитных.
И в ответ на успех этого человека (который многократно увеличит резонанс его прозы!) — подымается дружный стон. По неприличию вполне сравнимый с хоровым плачем о пармезане. И, к слову, выдающий глубокую до болезни внутреннюю зачарованность «оценкой Запада»: вы что, граждане, без нобелевской справки цену прозе Виктора Астафьева не знаете?
И еще: из-за агрессии в половине текстов глядит то же простодушное: «Мы не читали!»
…От Алексиевич не убудет. Удручает — дремучее неприличие публичной реакции «почвенников». После которой верить вышеупомянутым сайтам и их авторам не хочется ни в чем.
Так что главный вывод из этого залпа публикаций: почвенного лагеря у нас нет. Измельчали.
Елена Дьякова