Китай между марксизмом и капитализмом
Однако сегодня все СМИ без конца твердят о бушующей в сердцах самых амбициозных мечте «сколотить состояние голыми руками». Нередко за обедом я с удовольствием пролистывал в газетах истории о том, как простые люди в два счета поднимались из нищеты к богатству. Это рассказы о хозяевах уличных ресторанчиков, которые открыли собственную сеть фаст-фуда, или создателях сетевых магазинов бытовой техники. В них нет ничего особенно китайского, но они играют ключевую роль в том образе, который Китай формирует о самом себе. Китайцы говорят о них точно так же, как американцы о зародившихся в гаражах стартапах Кремниевой долины. Как бы то ни было, нам мало известно о тех, кто первыми последовали завету Дэн Сяопина и начали зарабатывать деньги. Хотя сколотившими состояние собственными руками в Китае искренне восхищаются, в стране столько лет поливали грязью всех «собственников» и «прихлебателей» капитализма, что большинство богатеев первой волны предпочитают держаться в тени. «Ставший знаменитым человек уподобляется жиреющей свинье», — говорят они. Когда в 2002 году журнал Forbes опубликовал свой список самых состоятельных людей Китая, он принял во внимание их стремление к анонимности и напечатал фото с бумажными пакетами на голове. Страшатся известности даже победители национальной лотереи: они настолько ее опасаются, что на опубликованных в газетах фотографиях принимают гигантские чеки в капюшонах и с солнцезащитными очками на лицах.
В 1990-е годы Компартия усмотрела для себя возможность в восстановлении классов в обществе страны: если она встанет на сторону имущих, быть может, это приглушит их демократический порыв? Партийное руководство принялось наперебой цитировать древнекитайского философа Мэн-цзы, который произнес такие слова: «Когда у народа стабильный доход, его сердце крепко добродетелью. Но если у него нет стабильного заработка, его добродетель может пошатнуться». Как бы то ни было, такое представление о процветании как гарантии добродетели народа подняло серьезную проблему, которая стала центральным парадоксом позиции китайской Компартии на рубеже веков: как наследники Маркса и Ленина могли внезапно встать на защиту нового состоятельного класса, если они устроили в стране народную революцию и столько лет осуждали буржуазные ценности и неравенство?
Раз их идеология отжила свое, не относится ли то же самое к их праву на власть? Тем не менее главной тенденцией времени было переосмысление себя, что в полной мере относилось и к Партии. Эта задача легла на плечи генсека Цзян Цзэминя. В 2002 году на XVI национальном съезде Компартии ему удалось ловкое риторическое построение: он не решился использовать выражение «средний класс», но заявил, что партийное руководство отныне приложит все силы для поддержки «нового слоя со средним доходом». Это выражение начало распространяться по Китаю во все новых лозунгах партийных аппаратчиков: «Новый слой со средним заработком воплощает в себе нравственную силу, которая служит основой гражданской позиции. Это та сила, которая нужна нам, чтобы упразднить привилегии и победить бедность. Это абсолютная сила».
На XVI съезде Партия также утвердила серьезную поправку к конституции: она сменила определение «революционная партия», на «партию власти». Таким образом, китайское руководство создало себе новую причину для существования. Бывшие повстанцы, которые десятилетиями искореняли врагов и называли их «контрреволюционерами», превратились в таких сторонников статус-кво, что само слово «революция» стало для них неудобным. Расположенный по соседству с площадью Тяньаньмэнь Музей революции был лишен прежнего названия и влит в национальный музей Китая. В 2004 году премьер Вэнь Цзябао заявил: «Единство и стабильность превыше всего».
Эван Оснос (Evan Osnos), "Atlantico"