Исламский вирус мятежа

"Мои соотечественники считают, что наличие национальной науки – это обязательное условие процветания государства. За примерами далеко ходить не надо – Западная Европа, Япония, США, Канада, Австралия. Обладая сказочными природными богатствами, восточный мир искал свою формулу успеха, но в итоге признал западную. К 2015 году мы должны 2,8 процента ВВП инвестировать в науку. Это заложено в долгосрочной стратегии и приоритетных программах развития экономики", – рассказал журналистам член совета директоров фонда Катара, доктор Мохаммед Фаси Сауд.

Катарские власти работают над программой, аналогичной российскому проекту Минобрнауки по привлечению ведущих учёных в вузы. Уже создана база данных арабских учёных-эмигрантов, где насчитывается сейчас 20 тысяч человек. В ближайшие годы Катар намерен привлечь часть из них для работы в своих институтах и лабораториях. По меткому выражению г-на Фаси Сауда, они собираются превратить «the brain drain in to a brain gain».

Катар, считающийся наиболее стабильным государством ближневосточного региона, вкладывает в образование и науку большие средства. Ещё несколько лет назад об этой стране мало кто слышал, теперь – здесь крупный финансовый центр, туризм и масса возможностей для молодёжи и специалистов. Фонд Катара пригласил для работы в страну три тысячи учёных и врачей со всего мира. Для них в Дохе отстроено несколько научных центров, где занимаются передовыми медицинскими исследованиями, тестируют хирургическое оборудование, обучают врачей из бедных стран, развивают спортивную медицину. Гордость Катара – Научно-технологический парк с функциями национального агентства, патронирующего коммерческие разработки в четырёх главных областях – энергетика, экология, медицина и ИКТ.

– В Катаре много работы для учёных и программистов. Здесь очень хорошие условия, высокая зарплата. Сразу дают бесплатное жильё, оплачивают социальные услуги, – поведал мне биохимик из Шанхая, работающий в Дохе уже около года. На вопрос «Чем Вы занимаетесь после работы, как развлекаетесь?» юноша смущённо улыбается: «Обычно дома сижу или хожу в гости». Оборотная сторона хорошей жизни в Катаре – скука. Здесь нечем заняться в свободное от работы время и по полгода не высунуть носа на улицу. Катар – это песчаная пустыня без воды. Здесь ничего не растёт само по себе, температура летом поднимается до 47 градусов, а постоянный ветер выносит мозг. Местные жители ездят (ходить невозможно) по делам и магазинам вечером, после захода солнца, на стоянках не глушат моторы машин, чтобы работали кондиционеры. В этом климате правительство Катара возводит города западного уровня. Страна превращена в грандиозную стройку. Небоскрёбы в Дохе, среди которых ветер гоняет песок, создавали лучшие европейские архитекторы. А всего в 15 километрах севернее полным ходом идёт строительство города будущего – Лусаила.

В пустыне чахлой и скупой…

Из окна автобуса я вижу бесконечную раскалённую пустыню. Мы останавливаемся около шатра и быстро проходим внутрь, в прохладу. Нас встречает экскурсовод весь в белом – традиционной одежде жителей залива – и проводит к огромному макету. Он воспроизводит ещё не построенный город, а точнее несколько городов с единой инфраструктурой.

– Вот гавань, вот деловой центр, это город энергетиков. А в этом квартале будут расположены редакции крупных СМИ, таких как телеканал «Аль-Джазира» (к слову, тоже детище фонда Катара. – STRF.ru). Кварталы между собой свяжут дороги и трамваи, а въезд на территорию бензинового транспорта будет ограничен, чтобы не портить экологию. Внутри можно будет передвигаться на экологичном транспорте, лёгком метро или пешком, – объясняет нам экскурсовод, величаво разводя белыми рукавами.

– Кто же сможет пройти от делового центра до магазинов пешком по такой жаре? – недоумеваем мы.

– Вдоль тротуаров будут посадки пальм и других растений. Можно идти в тени, – невозмутимо отвечает катарец.

Я всматриваюсь в крошечные макеты одинаковых домиков, где выставлены манекены в модных костюмах. Это, стало быть, будущий город развлечений. На его месте уже работают подрядчики. Власти, понимая, что город площадью 37 квадратных километров своими силами не возвести, отдали кварталы девелоперам со всего мира в полное владение.

Дальше нас зовёт девушка в чёрном одеянии. Мы идём за ней через туннель, который символизирует переход из настоящего в будущее, и оказываемся у макета вагона скоростного поезда в натуральную величину. Экскурсовод рассказывает нам, что скоро в Дохе и Лусаиле будет несколько веток подземки, лёгкого метро и наземных скоростных поездов для связи с соседними странами. В Катар на работу можно будет ездить из Бахрейна. Возможно, тогда там прекратятся мятежи.

Мы по очереди валяемся на белых кожаных диванах вагона и отправляемся пить чай: в Катаре велено много пить, не менее двух литров в сутки, иначе можно получить тепловой удар.

– И сколько русских купят здесь дома? – коллега из Восточной Европы всю дорогу подшучивает надо мной. Мне нечем крыть, поэтому я огрызаюсь:

– А Вы сами-то хотели бы здесь жить?

– Ни за что. Я уверен, что лет через пятьдесят здесь не будет ничего, кроме песка.

Мне почему-то легко представить такую картину: множество занесённых песком домиков, засохшие пальмы и торчащие на берегу лазурного Персидского залива остовы небоскрёбов. Неужели природа победит человека в очередной раз? Для столь мрачного прогноза у меня нет никаких оснований, кроме аргумента о пустыне как совершенно непригодном для западного образа жизни месте. Но этому аргументу противостоят современные технологии, материалы, практически не ограниченные денежные ресурсы Катара и человеческая одержимость. Но главное: в 2022 году Катар принимает финал чемпионата мира по футболу. К этому времени город должен быть построен. Воплощала ли в жизнь одна страна когда-либо раньше столь вызывающе дерзкий план? Думают ли власти о рисках, которые он несёт? Пока же катарцы наслаждаются жизнью, прячась от зноя в своих просторных белых домах и больших американских автомобилях с кондиционерами. Не обращая внимания на революционные фанфары вокруг, маленькое горячее государство продолжает инвестировать в будущее – в образование, науку, технологии и даже в нечто совсем для него экзотическое – научную журналистику.

Во имя революции

Конференция в Дохе ещё задолго до начала получила изрядный пинок от революционеров. Начнём с того, что право на её проведение выиграла Арабская ассоциация научных журналистов, пообещавшая сделать мероприятие с ближневосточным и африканским колоритом. В этих регионах по сравнению с общемировым уровнем слабая наука и местная журналистика не балует её своим вниманием. Журналисты в африканских и ближневосточных странах не свободны и часто подвергаются преследованиям. Их убивают, сажают в тюрьмы, вынуждают эмигрировать, вещать из подполья. Господство идеологии, страх, цензура – вот условия, в которых работают местные репортёры.

Интересно, в тех же условиях в СССР произошёл расцвет научно-популярного жанра и научной журналистики. За популярные книги учёным платили хорошие гонорары, писать для публики было престижно, за это давали членство в Союзе писателей со всеми присущими благами. Журналисты отдела науки центральных и региональных изданий имели возможность освещать космические запуски, прорывные на тот момент технологические проекты, стройки АЭС, выезжать для работы за рубеж. Разумеется, были на них и цензоры с идеологией, и всё же то был уголок свободы по сравнению с другими журналистскими специализациями. В арабских и африканских странах подобного расцвета произойти не могло по одной простой причине – там нет сильной науки. Для её создания нужно сочетание нескольких факторов: много образованных людей, большие денежные ресурсы и мотивация правительства.

Доступное массовое образование в бедных странах оказалось не решением проблем, а источником новых. Ресурсы, которыми некоторые из этих стран располагают в избытке, благодаря огромным запасам полезных ископаемых, тратятся не на создание научной инфраструктуры и научных школ, а на иные цели. Пристроить граждан с десятилеткой и высшим образованием оказалось не так-то просто. Итогом дальновидной политики шокирован весь мир: с начала 2011 года революции продолжаются на севере Африки и Ближнем Востоке, и конца им не видно.

Пример показал Тунис. На одной из пленарных секций конференции мне запомнился рассказ молодого человека, который благодаря революции превратился из студента в успешного журналиста. До известных событий этого года Рафик Ёршефани, биотехнолог по образованию, получающий степень магистра генетики и молекулярной биологии, мечтал с друзьями запустить научно-популярный журнал. Этому способствовало его увлечение журналистикой и интерактивными веб-технологиями. Когда осенью 2010 года в Тунисе начались волнения, Рафик создал блог http://www.webdo.tn/ (на французском языке), где размещал новости о происходящем в стране. Ему было страшно, когда он ходил на митинги и потом готовил публикации. Посещали мысли об отъезде из страны, и такая возможность у него и его семьи была.

Впрочем, радикальную революционную деятельность журналисты Webdo.tn не вели. «Если меня посадят в тюрьму, от этого будет мало пользы», – так размышлял Рафик и оказался прав. Его блог быстро стал одним из самых популярных новостных ресурсов в стране. Науке там пока места нет, её вытеснили более важные темы. Революция освободила тунисцев, но не опьянила, а заставила задуматься: что делать дальше? Нужно учиться жить в свободной стране, работать, найти себя. Рафик знает точно, что он закончит своё обучение, но не станет издавать научно-популярный журнал. Теперь ему, пережившему революцию в своей стране, это кажется не столь интересным.

Коран говорит о науке ясно и позитивно

Ещё четыре года назад Надя-эль-Эводи, дипломированный медик и журналист, работала в египетском издании IslamOnline.net редактором медицинского раздела. По её мнению, наука в египетских СМИ была представлена недостаточно, журналистов, специализирующихся на научной тематике, мало, поэтому Надя активно стала сотрудничать со Всемирной организацией научных журналистов, чтобы получить доступ к западным образовательным курсам и накопить опыт. Она инициировала программу подготовки научных журналистов из развивающихся стран, стала одним из авторов онлайн-курса и создала Арабскую ассоциацию научных журналистов.

Два года назад Наде доверили провести в Каире биеннале WCSJ – главное событие, объединяющее представителей отрасли. Ей пришлось уволиться из своего издания ради подготовки к конференции. Когда до начала оставалось четыре месяца, в Египте произошла революция. Надя провела все дни на площади Тахрир, вела прямые репортажи в Твиттере, комментировала ситуацию для зарубежных коллег. После свержения Мубарака стало ясно, что быстрого мира не будет и конференцию нужно либо отменять, либо переносить из Каира. На помощь пришёл Фонд государства Катар, учреждённый принцами правящей династии. Фонд предложил щедрую поддержку, помещение и взял всю логистику на себя. Разумеется, не бескорыстно, а в обмен на рекламу до конференции, во время и даже после. Пишу сейчас эту статью, а в ящик упал пресс-релиз «On behalf of Qatar Foundation…»

Татьяна Пичугина