Гены, расы и история человечества

Эти вариации задали рамки для появления социальных институтов, значительно различающихся по своему характеру. Вследствие этих институтов — в основном культурных явлений, опирающихся на фундамент обусловленного генетикой социального поведения, — общества Запада и Восточной Азии настолько отличаются друг от друга, родо-племенные общества так не похожи на современные государства, и богатые страны богаты, а бедные — бедны.

Объяснение почти всех специалистов по общественным наукам сводится к одному: человеческие общества различаются только культурой. При этом подразумевается, что эволюция не играла никакой роли в различиях между популяциями. Но объяснения в духе «это только культура» несостоятельны по ряду причин.

Во-первых, это только предположение. Никто в настоящее время не может сказать, какая доля генетики и культуры лежит в основе различий между человеческими обществами, а утверждение, будто эволюция не играет никакой роли, всего лишь гипотеза.

Во-вторых, позиция «это только культура» была сформулирована главным образом антропологом Францем Боасом, чтобы противопоставить ее расистской; это похвально с точки зрения мотивов, но в науке нет места политической идеологии, какого бы толка она ни была. Кроме того, Боас писал свои работы во времена, когда не было известно, что человеческая эволюция продолжалась до недавнего прошлого.

В-третьих, гипотеза «это только культура» не дает удовлетворительных объяснений, почему различия между человеческими обществами укоренены так глубоко. Если бы различия между племенным обществом и современным государством были исключительно культурными, то модернизировать племенные общества, переняв западные институты, было бы довольно легко. Американский опыт с Гаити, Ираком и Афганистаном в общем и целом предполагает, что дело обстоит иначе. Культура, несомненно, объясняет многие важные различия между обществами. Но вопрос в том, достаточно ли такого объяснения для всех подобных различий.

В-четвертых, предположение «это только культура» чрезвычайно нуждается в адекватной переработке и корректировке. Его последователи не смогли обновить эти идеи так, чтобы включить в картину новое открытие: человеческая эволюция продолжалась до недавнего прошлого, была обширной и носила региональный характер. Согласно их гипотезе, противоречащей данным, накопленным за последние 30 лет, разум — это чистый лист, сформированный от рождения без какого-либовлияния генетически обусловленного поведения. При этом важность социального поведения, как они считают, для выживания слишком незначительна, чтобы быть результатом естественного отбора. Но если такие ученые допускают, что у социального поведения все же есть генетическая основа, они должны объяснить, как поведение могло оставаться неизменным у всех рас, несмотря на масштабные сдвиги в социальной структуре человечества за последние 15 000 лет, в то время как многие другие черты, как сейчас известно, эволюционировали независимо в каждой расе, произведя трансформацию по меньшей мере 8% генома человека.

«Человеческая натура по всему миру в целом одинакова, за исключением небольших различий в социальном поведении. Эти различия, пусть и едва заметные на уровне индивида, складываются и образуют общества, весьма отличные друг от друга по своим качествам»

Идея [данной] книги предполагает, что, наоборот, в социальном поведении человека есть генетическая составляющая; эта составляющая, весьма важная для выживания людей, подвержена эволюционным изменениям и со временем действительно эволюционировала. Такая эволюция социального поведения, безусловно, происходила независимо в пяти основных и прочих расах, а небольшие эволюционные различия в социальном поведении лежат в основе разницы в социальных институтах, преобладающих в крупных популяциях людей.

Как и позиция «это только культура», эта идея пока не доказана, но опирается на ряд предположений, которые выглядят обоснованно в свете полученных недавно знаний.

Первое: социальные структуры приматов, в том числе людей, базируются на генетически обусловленном поведении. Шимпанзе унаследовали генетический шаблон функционирования характерных для них обществ от предка, который является общим для людей и шимпанзе. Этот предок передал такую же модель человеческой ветви, которая впоследствии эволюционировала, поддерживая черты, специфические для социальной структуры людей, от моногамии, возникшей около 1,7 млн лет назад, до появления охотничье-собирательских групп и племен. Трудно понять, почему люди, высоко социальный вид, должны были утратить генетическую основу набора форм социального поведения, от которых зависит их общество, или почему эта основа не должна была продолжать эволюционировать в период самой радикальной трансформации, а именно изменения, позволившего человеческим обществам вырасти в размерах от максимум 150 человек в охотничье-собирательской группе до огромных городов, где обитают десятки миллионов жителей. Следует отметить, что эта трансформация должна была развиваться в каждой расе независимо, поскольку произошла уже после их разделения. […]

Второе допущение: это генетически обусловленное социальное поведение поддерживает институты, вокруг которых строятся человеческие общества. Если такие формы поведения существуют, то кажется бесспорным, что институты должны от них зависеть. Эту гипотезу поддерживают такие авторитетные ученые, как экономист Дуглас Норти политолог Фрэнсис Фукуяма: они оба считают, что институты опираются на генетику человеческого поведения.

Третье допущение: эволюция социального поведения продолжалась в последние 50000 лет и в историческое время. Эта фаза, несомненно, происходила независимо и параллельно в трех основных расах после того, как они разошлись и каждая совершила переход от охоты и собирательства к оседлой жизни. Данные генома, подтверждающие, что человеческая эволюция продолжалась в недавнем прошлом, была обширной и региональной, в целом поддерживают этот тезис, если только не будут найдены какие-то причины, по которым социальное поведение окажется свободным от действия естественного отбора. […]

Четвертое предположение заключается в следующем: развитое социальное поведение можно на самом деле наблюдать в разных современных популяциях. В число поведенческих изменений, исторически доказанных для английского населения за 600-летний период, предшествовавший Промышленной революции, входят снижение насилия и повышение грамотности, склонность к труду и накоплению. Такие же эволюционные изменения, по-видимому, произошли и в других аграрных популяциях Европы и Восточной Азии до того, как они вошли в эпоху своих промышленных революций. Еще одно поведенческое изменение очевидно для популяции евреев, адаптировавшейся на протяжении веков сначала к требованиям системы образования, а потом — к особым профессиональным нишам.

Пятое допущение связано с тем, что значительные различия существуют между человеческими обществами, а не между их отдельными представителями. Человеческая натура по всему миру в целом одинакова, за исключением небольших различий в социальном поведении. Эти различия, пусть и едва заметные на уровне индивида, складываются и образуют общества, весьма отличные друг от друга по своим качествам. Эволюционные различия между человеческими обществами помогают объяснить основные поворотные моменты в истории, такие как построение Китаем первого современного государства, подъем Запада и упадок исламского мира и Китая, а также экономическое неравенство, которое появилось в последние столетия.

Утверждение, что эволюция сыграла некоторую роль в человеческой истории, не означает, будто эта роль обязательно значительная и уж тем более решающая. Культура — мощная сила, и люди не рабы врожденных склонностей, которые могут только направлять психику так или иначе. Но если все индивидуумы в обществе имеют одинаковые склонности, пусть и незначительные, например, к большему или меньшему уровню социального доверия, то этому обществу будет свойственна именно эта тенденция и оно будет отличаться от обществ, в которых подобной склонности нет.

Николас Уэйд (Nicholas Wade)

Отрывок из книги «Неудобное наследство. Гены, расы и история человечества».