Эволюция языков

суббота, 11. января 2014 - 15:59

Многое можно сказать о человеке по его речи. Например, говор Рассела Грея выдает его новозеландское происхождение: он говорит «райт» (rite – ритуал) вместо «рейт» (rate – уровень, темп, скорость). Иногда из-за этого его неправильно понимают. Несколько лет назад во время одного обсуждения в Оксфордском университете Ричард Докинс (известный эволюционист и страстный атеист) спросил его, что он имеет в виду, говоря evolutionary rite (эволюционный ритуал вместо темпов эволюции – evolutionary rate). «Новая Зеландия – небогатая страна, мы не можем себе позволить больше одного дифтонга», – пошутил Грей (в том смысле, что и rite и rate там произносят как rite).

Будучи опытным биологом, он отмечает особенности произношения людей с таким же интересом и вниманием, с каким наблюдает за различиями в повадках птиц. «Изучая различное брачное поведение пернатых и то, как его с небольшими отклонениями воспроизводит их потомство, понимаешь, что почти то же самое происходит и с языками людей», – говорит ученый.

Грей живет в островном тихоокеанском государстве, где лингвистическое разнообразие велико как нигде, он прислушивается к звукам речи их жителей и слышит, как меняются языки, как из одного общего языка появляются два разных или как один распространяются на большие территории. То же самое происходит и с некоторыми видами животных. Но если биологи издавна пытались уйти в глубь времен, чтобы проследить хронологию становления видов и таким образом восстановить историю нашей эволюции, то многие лингвисты считают, что изменения, происходящие в языках, настолько непредсказуемы, что заглянуть в их далекое прошлое, докопаться до их истоков просто невозможно.
Грей и его коллега Квентин Аткинсон, оба из Оклендского университета, попытались опровергнуть это мнение. По мнению этих ученых, можно провести «лингвистические раскопки» на тысячи лет назад. Для этого достаточно представить себе, что слова нашей речи – это эволюционирующие представители живой фауны, и исследовать их так же, как биологи изучают виды животных.

Вдохновитель - Дарвин

Как ни странно, идея уподобить языки представителям животной фауны не нова. В опубликованной в 1871 году книге «Происхождение человека» Чарльз Дарвин пишет: «Можно провести любопытную параллель между возникновением разных языков и появлением разных видов животного мира, поскольку есть надежные свидетельства того, что те и другие развивались постепенно, а не появились вдруг». По мнению некоторых ученых, идею о постепенном расхождении видов животных Дарвину навеяла концепция о языковых семьях, впервые выдвинутая лингвистами его времени.

Майкл Данн из Института психолингвистики Макса Планка в Наймегене (Нидерланды), специалист по эволюции языков, считает, что само понятие эволюции не только генетическое. «И в языках существуют вариабельность, репликация и отбор, – говорит он. – Язык эволюционирует, как виды животных. И это не метафора, а факт».

Параллели на этом не заканчиваются. Точно так же, как животные, произошедшие от общего предка, имеют очень похожие гены, по словам двух разных, казалось бы, языков, можно определить, от какого общего языка они оба произошли. Так, английское слово mother, немецкое mutter, испанское madre, латинское mater, русское «мать» и санскритское maatru – явно родственные. Можно предположить, что все эти языки возникли из одного и того же древнего праязыка.

«Это разные отпечатки одного и того же резинового штампа», – говорит Клэр Боуэрн из Йельского университета (США). По мере накопления массива «мутаций» некоторые слова исчезают из обихода, им на смену приходят совершенно новые. Со временем словарный состав языка меняется, иногда до неузнаваемости, так что иной раз трудно поверить, что два столь разных наречия родственны и произошли от общего языка-предка. Сопоставляя изменения в разных языках, можно построить древовидную родословную, показывающую степень их родства. Но проблема возникает, когда нужно определить возраст одного из них.

Один подход – так называемая глоттохронология – основан на предположении, что темпы замены прежних слов на новые со временем не меняются, они фиксированны. Сторонники этого метода просто подсчитывают, сколько из 200 слов, обозначающих универсальные понятия (например, один, два, сердце, рот, собака, вошь, спать, солнце и т.п.), в двух анализируемых языках звучат похоже. Затем по формуле вычисляют, когда именно эти языки разошлись в своем развитии. Если таких общих слов в двух языках много, это произошло недавно, если мало – давно.

«Основная идея вполне разумна и очевидна, – говорит Бауэрн. – Звуковой облик слов со временем меняется. Если удастся определить скорость этого изменения, мы сможем установить, к какому предку восходит родословная каждого современного языка. Но допущение, что скорость этих изменений постоянна во времени, весьма сомнительно. В действительности одни отдельные слова и целые языки изменяются быстрее, другие – медленнее. Поэтому глоттохронологические датировки неточны и по мере углубления в прошлое их неточность нарастает».

Для уточнения датировок специалистам по истории языков нужны какие-то дополнительные признаки. Взять, например, слово wheel (колесо). Сравнивая слова схожего значения в других языках, родственных английскому, можно установить, что оно впервые появилось в их некоем общем языке-предке. И если из археологии известна дата изобретения колеса, с ее помощью можно понять когда примерно возник этот самый язык.

Но развитие языка – сложный процесс, поэтому такие прямолинейные методы чреваты множеством подвохов. Серьезная проблема состоит в том, что первоначально данное слово могло означать совсем не то же, что сейчас, а нынешнее его значение появилось путем «переноса» смысла. Например, древняя форма слова wheel могла означать не собственно колесо, а «все, что можно катить», а следовательно, оно могло появиться задолго до изобретения колеса. Поэтому среди ученых широко распространена поговорка «в лингвистике дат нет».

И вот Грей и Аткинсон выдвинули идею ввести лингвистические данные в программу, изначально предназначенную для построения генетических родословных различных видов животных. Обрабатывая родственные слова как обычные геномы, программа выдает целый лес возможных древовидных родословных, причем каждая из них превосходно согласуется с реальными соотношениями словарей тех или иных языков.

В 2003 году, вооружившись этим новым «инструментом», Грей и Аткинсон решили проверить его эффективность – положить конец двухсотлетнему спору между лингвистами. Индоевропейская языковая семья намного превосходит все другие как по числу языков, так и по количеству говорящих на них людей. В нее входят почти все европейские языки и многие южноазиатские, такие как бенгали, хинди и урду. Доказано, что все эти языки восходят к общему предку, протоиндоевропейскому языку. Но какой народ на нем говорил, на какой территории он обитал?

Когда за решение этой загадки взялись Грей и Аткинсон, на этот счет существовало два самых распространенных мнения. Согласно одному из них, на протоязыке говорили земледельцы Малой Азии (современная Турция) 8–9 тысяч лет назад. Затем, с распространением земледелия, их язык расширил свою территорию (см. карту). По второй теории, считавшейся более вероятной, на нем общались (причем на 3 тысячи лет позднее) кочевники, населявшие территорию современной Украины и принесшие его затем на новые земли. Отчасти в основе второй гипотезы была попытка увязать происхождение слов разных языков с археологическими находками в разных местах раскопок.

Когда Грей и Аткинсон ввели в программу построения эволюционных родословных животных словари этих европейских и азиатских, древних и современных языков, она выдала результат: на протоиндоевропейском наречии говорили 8–10 тысяч лет назад, и это свидетельство в пользу малоазиатской гипотезы (Nature, т. 426, с. 435).

Ученых раскритиковали многие коллеги, считавшие, что те сделали ту же ошибку, что и сторонники глоттохронологии. «Что вышло, то и вышло, – говорит Грей. – Конечно, если бы мы пришли к общепринятому результату, сообществом это было бы воспринято на ура». Лингвисты покидали зал, где обсуждался доклад Грея. Один коллега даже пошутил, что результаты его работы «хуже постулатов креационизма». «У меня уже есть душевные шрамы от длительных научных баталий. Могу показать», – говорит Грей.

И вот прошло 10 лет. Доказательств их неправоты так и не появилось. Наоборот, Грею и Аткинсону удалось опровергнуть некоторые критические тезисы своих оппонентов результатами более тщательного анализа. Например, при содействии Данна им недавно удалось «совместить» их древовидные родословные с картографической программой, исходно предназначенной для выявления вспышек вирусных инфекций по данным о времени появления мутаций в различных местностях. Результат: протоиндоевропейский язык возник в Малой Азии в указанный выше исторический период (Science, т. 337, с. 957).

Грей и Аткинсон проверили методику и на своем регионе: исследовали языки австронезийской семьи, чтобы понять картину и хронологию расселения людей на тихоокеанских островах (см. карту). Здесь их результат подтвердил концепции преобладающей археологической теории: люди сначала переселились с Тайваня на Филиппинские острова, затем – на остров Борнео и в Папуа – Новую Гвинею. Оттуда они двинулись на восток через Микронезию (она пережила несколько волн миграционных потоков) и наконец достигли Гавайских островов, острова Пасхи и Новой Зеландии. Все эти переселения происходили 4000–800 лет назад (Science, т. 323, с. 479).

Метод древовидных родословных может пригодиться не только в лингвистике, но и в истории, считает Грей. Культура и цивилизация – это не только слова. И они тоже иногда «расщепляются надвое» и «переезжают» на новые места. По сути, древовидные родословные – универсальный способ исследования событий прошлого.

Например, Лаура Фортунато из Института Санта-Фе в Нью-Мексико (США) с помощью этой методики исследовала брачные обычаи, принятые в ранних индоевропейских культурах. У современных индоевропейских народов существуют две системы брачных отношений: моногамная семья (в Европе и большей части Южной Азии) и полигамная (в некоторых странах Азии), когда у мужчины может быть несколько жен. Какая древнее? Древовидные родословные, составленные Фортунато, показывают, что в древности жители Малой Азии, говорившие на праиндоевропейском языке, жили моногамными семьями, а полигамия появилась позднее, в результате раскола. Так ли это было, точно пока неизвестно, но такую гипотезу подтверждают некоторые общесемейные захоронения. Одна из возможных причин произошедшего тогда цивилизационного раскола – смена религиозных убеждений частью населения.

Грей готов посягнуть на большее – использовать древовидные родословные, чтобы установить, в каких богов верили наши далекие предки. Некоторые считают, что функционирование сложных иерархических социальных структур было бы невозможно без веры в бога или богов, навязывающих некий «моральный кодекс». Сопоставляя древовидные схемы развития сложных общественных структур и религиозных верований, Грей надеялся доказать их взаимозависимость. Результаты еще не опубликованы, но пока кажется, что концепция о необходимости «морального кодекса» неверна – коррелируют эти две схемы слабо.

И это только начало. Эффективность методики для исследований истории языков доказана, так что можно надеяться, что она пригодится и для решения других исторических загадок. Строгий статистический подход позволит сопоставить результаты с работами генетиков и археологов, исследующих те же исторические явления. Лингвистика помогает понять жизнь наших далеких пращуров. «История – сложная наука, приходится применять самые эффективные научные методики», – говорит Грей.

Дуглас Хейвен, New Scientist

Источник:

www.strf.ru

Тэги:

история