Евгений Арье
Его спектакль "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" в театре Маяковского стал в своё время событием столичной театральной жизни. Постановки Арье были удостоены нескольких призов в России и за её пределами. В течение ряда лет преподавал в качестве доцента в ГИТИСе.
Ещё в 1980 году Арье подавал документы на выезд в Израиль, но получил отказ без объяснения причин. В 1988 году, после того, как он поставил вечер памяти Соломона Михоэлса, состоялось знакомство с Натаном Щаранским, который предложил ему съездить в Израиль, чтобы познакомиться со страной и подумать о создании там нового театра.
В 1990 году, Арье, вместе с группой артистов, в том числе, его учеников по ГИТИСу, переехал в Израиль. В Яффо он основал театр с символическим названием "Гешер" ( "Мост"). Примером для основателей "Гешера" стало создание в Палестине театра "Габима" в 1928 году.
Первую, небольшую, но очень важную помощь, новый театр получил от Сионистского форума. Проект создания "русского" театра также поддержала израильская интеллигенция – ряд писателей, режиссёров и художников написали письмо об этом тогдашнему премьер-министру Израиля Ицхаку Рабину, после чего театр получил поддержку правительства.
В Израиле поставил десятки спектаклей. В том числе, "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" (1991), "Дело Дрейфуса" (1991), "Балаганчик" (1991), "Если бы…" (1991), "Кабала святош или жизнь г-на де Мольера" (1992), "Идиот" (1992) "Адам – сукин сын" (1993), "На дне" (1994), "Тартюф" (1995), "Деревушка" (1996-2022), "Город. Одесские рассказы" (1996), "Три сестры" (1997), "Дон Жуан" (1998), "Трапеза" (1999), "Река" (1999), "Море" (1999), "Мистер Бринк" (2000), "Дьявол в Москве" (2000), "Сон в летнюю ночь" (2001), "Раб" (2002), "Шоша" (2003), "Останки любви" (2003), "На два голоса" (2004), "Женитьба Фигаро" (2004), "Вариации для театра с оркестром" (2005), "Момик" (2005), "Вишневый сад" (2006), "Поздняя любовь" (2006), "Тот самый Мюнхгаузен" (2006), "Якиш и Пупче" (2007), "Шварц и другие животные" (2008), "Враги. История любви" (2008), "Двенадцатая ночь" (2008), "10 секунд" (2009), "Тартюф" (2009), "5 кило сахара" (2009), "Шесть персонажей в поисках автора" (2010), "Ревизор" (2010), "Он + она" (2010), "Крейцерова соната" (2010), "Голубь и мальчик" (2011), "Анти" (2013), "Диббук" (2014), "Добрый человек из Сезуана" (2014), "Я – дон Кихот" (2015), "Книга царя Давида" (2016), "Гулливер" (2017), "Орестея" (2018), "Раб" (2018), "Мама" (2019). Также поставил около десяти спектаклей за пределами Израиля. Его драматические и оперные постановки до сих пор идут в Москве: в Большом театре и в театре "Современник".
Театр "Гешер" под его руководством и с его спектаклями, как режиссёра, с успехом выступал по всему миру. Спектакли Арье много раз с успехом представляли Израиль на престижных театральных фестивалях. Арье также преподавал в Тель-Авивском и Нью-Йоркском университетах.
Много раз Евгений Арье становился лауреатом премии Израильской театральной Академии. За выдающиеся заслуги в развитии израильского театрального искусства ему было присвоено звание Почетного доктора Еврейского университета в Иерусалиме, Научного института Вайцмана в Реховоте, а также звание Почетного коллеги Академического Центра Рупина.
В ноябре 2011 года Евгений Арье был объявлен лауреатом 16-й Международной театральной премии имени Станиславского в номинации "События сезона". Получил театральную премию "Золотая маска", сезон 2010-2011, за режиссуру спектакля "Враги. История любви" в театре "Современник".
********
«Тотальный человек театра»: воспоминания о Евгении Арье
«В Израиле такого театра не делал никто. Театр чувственный, который трогает душу. И визуальный. Я мечтала, что он откроет свою школу здесь. Но не случилось. После театральной школы я просила у него роли – хотя бы маленькую, я была готова играть хоть табуретку, хоть пальму, – вспоминает актриса Юлия Тагил. – Он говорил: «Зачем тебе это нужно?», но взял меня в «Дон-Кихота». Я так жалею, что не принадлежу к тому поколению! Что не приехала тогда в Израиль с ним! Я им завидую».
«Детали» обратились к людям искусства, которые работали с основателем и художественным руководителем театра «Гешер» на протяжении многих лет. Израильские театралы надеются, что все вместе они смогут сохранить дух, энергетику и новаторство, которые традиционно отличают этот театр.
Поле страстей
«Евгений Арье – факт моей биографии: 36 лет прожито рядом с ним. Он нас воспитывал, делал из нас актеров во всех смыслах, – вспоминает Наташа Манор, актриса театра «Гешер». – Мы все – ученики с курса Гончарова и Захарова. В основном молодые артисты Театра Маяковского, которые приехали за ним в Израиль. Гончаров очень сердился сначала, считая, что Арье увез лучших…»
«Иногда он нас понимал лучше, чем мы сами себя понимали. Иногда странно распределял роли: мы протестовали, плакали, но он видел в нас нечто другое, не то, что мы сами думали о себе. Он открывал пласты, о которых мы и не подозревали. При всей сложности его характера в этом было огромное счастье.
Арье сначала не очень знал иврит и не понимал смысла каких-то слов, но говорил: «Здесь неправильно!», и обращался к специалисту, который подтверждал: да, неверно поставлено ударение. Он это слышал интуитивно. На наноуровне улавливал неправду или неточность в игре. Никогда не формулировал академически, про что будет делать спектакль, но точно знал – то вышло или не то.
«Адам – сукин сын» – это был спектакль в цирке шапито, и мы, как бродячие артисты, жили практически в вагончике. Когда выпускали спектакль, нам мэрия поставила шатер в парке Яркон. Работа там шла почти круглосуточно. С утра приходили технические работники – ставили свет, декорации, что-то монтировали. А в восемь часов вечера открывали дырки-окна в шатре, чтобы проветрить помещение, приходили артисты, всю ночь работали, до утра. А утром снова техники, звуковики, рабочие сцены сменяли нас. Это, конечно, было тяжело – при такой степени накала и напряжения. Он не признавал работы с одиннадцати до трех, и его ужасно бесило, что нужно придерживаться каких-то рамок.
Это был тотальный человек театра. С ним иногда вообще невозможно было говорить об обычной жизни. Вся наша жизнь протекала в театре. Моя свадьба, например, проходила в декорациях театра. Наша жизнь театральная и просто жизнь перемешаны. На холодильнике висит расписание, и оно определяет все. Он был страстным человеком, а театр – вообще поле страстей. Очень хочется верить, что эта энергетика не уйдет из «Гешера», что ростки прорастут. Я это вижу в интонациях, жестах многих актеров. И во многих зрителях это прорастало. Да, мир сейчас перевернулся – но жажда театра опять приведет в залы зрителя. И его спектакли будут идти».
Мюзикл по Булгакову
Ави Беньямин был музыкальным руководителем и композитором «Гешера», стоял у истоков его создания. Почти во всех спектаклях, поставленных Евгением Арье, звучит его музыка.
«Из многолетней работы с Евгением Арье я бы особо выделил постановку «Мастер и Маргарита»: это самая крупная форма, в которой мне приходилось работать в то время. Ответственная и объемная, неожиданная и непростая: четыре года поисков, год написания музыки и полгода постановочного процесса, – вспоминает Ави Беньямин. – Это был очень большой этап, который начался с того, что Арье вдруг озарило. «Это должен быть мюзикл!» – сказал он.
Моя первая реакция – непонимание. Какая связь? Мюзикл – и «Мастер»?! Но с течением времени и я осознал, что жанр мюзикла подходил для театрального воплощения знаменитого булгаковского романа. Арье оказался прав.
Он был очень музыкален, и нередко музыка наталкивала его на какие-то неожиданные ходы, он очень любил выстраивать мизансцены по контрапункту. К примеру, берет медленную музыку и строит под нее быструю сцену – не получается. Арье обращается ко мне: «Ну-ка, дай мне быструю!» – берет композицию, которая была написана совсем для других целей, и начинает выстраивать медленную сцену. И вдруг все срастается, начинает сиять совершенно другими красками! Многое рождалось на месте, в процессе, импровизационно».
Не можешь сыграть? Значит, не понял
«Мне врезалось в память: «В нашей актерской профессии понимать – это уметь сыграть. Если не можешь сыграть – значит, не понял», – рассказывает Алекс Сендерович, артист театра «Гешер». – Я работал с ним 27 лет. Вспоминаю, как мы репетировали спектакль «Момик» по Давиду Гроссману. Я играл водителя такси, который привозит в семью потерянного дедушку: в 50-х годах прошлого века многие семьи искали потерянных родных… И я выносил его из-за кулис на руках.
Сцена никак не получалась. Я все носил его и носил. Маленький человек носит большого. И в какой-то момент я сказал: «Ну, можно он войдет своими ногами? Я ношу его на руках уже много часов». А Арье так удивился и говорит: «Да? А я думал, на тебе пахать можно…»
Я не обиделся. Это было просто от его огромного желания, чтобы сцена получилась. Он просто не замечал ничего другого, был погружен в театр. Иногда после трех-четырех часов репетиций он выходил, и видно было, что он весь взмок…»
Все, что не театр, – скучно
«Мы проработали вместе 15 лет, – вспоминает Рои Хен, главный драматург театра «Гешер». – Он менял температуру в зале, приходя на репетицию. Сразу все вокруг приходило в действие. Таким был Евгений Арье, самый великий учитель театра в нашей стране. Я не могу представить себе израильский театр без него.
Он всегда говорил: ничего не надо «представлять», все должно быть так, как должен увидеть это зритель. Если тут должна быть музыка – то пусть она звучит, если дождь – будьте добры, сделайте, чтобы шел дождь, и неважно, что это всего лишь репетиция! Каждая репетиция – премьера. И эта его тотальность была заразительной, он влиял так на всех. Все, что не театр, – скучно, а все, что в театре, – самое важное. Он жил театром, он превратил его в святыню, в которой ничего не свято, и научил этому всех, кто готов был у него учиться.
Мы сделали вместе 17 спектаклей. Когда я писал что-либо – «Диббук», или «Враги. История любви» по Зингеру, или «Я – Дон Кихот», то всегда зачитывал ему всю пьесу, вслух. Евгений Арье не читал ее сам, только слушал. Но меня заставлял не просто читать, а играть всю пьесу, и делал замечания. «Почему ты кричишь?» – «Ну, от избытка чувств». – «Но ведь герой тут говорит тихо». – «Но я же не играю, я просто читаю». – «Нет! Нельзя просто читать пьесу. Читай так, как ее должны играть». Видимо, я и сам не заметил, как брал у Арье уроки сценического искусства во время этих наших чтений.
Говорят, что человек умирает окончательно только когда, когда умирает последний, кто его помнит. В этом смысле Евгений Арье будет жить еще очень, очень долго. Он был поистине незабываемым».
Алла Борисова, Надя Айзнер, Марк Котлярский, Детали
******
Наводящий мосты
40 с лишним лет, отданных Евгением Арье театру в СССР и Израиле, подарили зрителям десятки спектаклей. Среди них были фантастические удачи, как, например, «Деревушка» по пьесе Иешуа Соболя, которую в 2003 году театр «Гешер» рискнул, в числе прочих постановок, привезти в Москву. При полном аншлаге в старом зале МХТ — Арье выбрал эту площадку для гастролей, потому что мечтал на ней сыграть, — потрясенная столичная публика внимала истории про Палестину 1940‑х годов. Режиссер считал, что этот спектакль и сделал «Гешер» по‑настоящему сильным театром. А его самого большим режиссером сделал другой спектакль — «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».
«Я не могу дать вам любовь и риторику без крови. Кровь обязательна, сэр», — говорит актер Гильденстерну в пьесе Стоппарда. Эта реплика, впервые произнесенная в СССР со сцены Театра Маяковского, исчерпывающе передает суть театра как искусства. И конкретно театра Евгения Арье, поставившего эту пьесу в Москве. До Арье она, впервые явленная публике в 1966‑м на Эдинбургском фестивале, и в западных театрах нечасто ставилась. Вывернутый наизнанку «Гамлет», пересказанный от лица университетских приятелей принца, казался слишком абсурдистским. В конце 1960‑х Иосиф Бродский перевел этот текст, еще не зная имени автора. Но даже одноименный фильм, снятый в 1990‑м самим Стоппардом, появился позже спектакля Евгения Арье. И все, кто видел ту постановку, обязательно к ней возвращались. На спектакль ходили по многу раз, на время он стал главным хитом в Москве.
И не меньшим хитом оказался в Тель‑Авиве, когда теми же «Розенкранцем и Гильденстерном» 30 лет назад открылся театр «Гешер» — в переводе с иврита «мост». Это было не первое появление в Израиле сильного московского режиссера — история помнит Евгения Вахтангова с «Габимой» в Палестине в 1928 году. Но то, что показал Арье в 1991‑м, было настоящим прорывом для Израиля, где на тот момент не существовало театра, о котором в принципе стоило говорить.
Стремительное взросление Израиля — совсем молодого государства — оставило пробелы в образовании: страна не успела нарастить национального культурного бэкграунда. Экспортировать можно научные достижения, технологии, даже кадры — но культурные традиции невозможно просто пересадить на новую почву. Их приходится заново выращивать. Поэтому в Израиле не было, например, сильного академического искусства — известные художники с европейским прошлым, дарившие Эрец‑Исраэль свои произведения, не в счет. Однако возникло интереснейшее современное искусство, и сегодня contemporаry art в Израиле — мирового уровня, так же как модерн дэнс, при отсутствующем классическом балете. И примерно так же обстояло с театром.
Неповоротливые, бесконечно провинциальные театры были тем фоном, на котором Арье пришлось совершать революцию. Это сейчас маленькие независимые труппы, возникающие в Тель‑Авиве и Иерусалиме, ставят авангардные постановки, востребованные международными фестивалями. Но в конце 1980‑х — и много лет после — ничего подобного не было. Тысячи новых репатриантов, включая интеллигенцию из Москвы, Ленинграда, других крупных городов почти распавшегося уже СССР, нуждались в зрелищах того уровня, к которому привыкли. И Евгений Арье этот уровень обеспечил. Его спектакли воспитали новые поколения режиссеров и зрителей — в каком‑то смысле он создал современный израильский театр.
«Приехала группа людей, которая поставила перед собой абсолютно нереалистичную задачу: создать драматический театр в эмиграции, — вспоминал Евгений Арье о первых шагах. — Такие попытки были и до нас, но, как показала практика, они довольно быстро заканчивались. После первой эмиграции в Париже открывалось много театриков, кабаре, в которых работали русские актеры. Но просуществовали они очень недолго. Их жизнь определялась жизнью одного поколения. В отличие от музыкантов и танцовщиков, артист, эмигрируя, обрекает себя на потерю профессии. В какой‑то мере я был к этому готов. До приезда в Израиль я побывал здесь по приглашению Толи Щаранского. Девять из десяти человек, с которыми я общался, сказали, что создание театра нереально, что до меня пробовали, но ничего не получилось, и я должен забыть об этом. Мне говорили, что я должен идти работать в какой‑нибудь государственный театр, учить язык и понемногу врастать в новую жизнь. Я сделал все наоборот. Не знаю почему, интуитивно… В каком‑то смысле все складывалось стихийно. Это было особенное время — большая алия, масса людей нашей профессии и огромное число потенциальных зрителей».
Впервые Арье пытался уехать из Советского Союза еще в 1980 году. И, как многие, получил отказ. Не было ни своего театра, ни театра, где он был бы востребован, — не было и не предвиделось. Хотя начинал бойко и успешно.
Родившийся в Москве, Евгений Михайлович Арье окончил факультет психологии МГУ, а потом поступил в ЛГИТМиК на курс к Товстоногову и к моменту выпуска стал его любимым учеником. Но шансы что‑то сделать у Арье, как у отказника, появились только в перестройку. Тогда и возник спектакль по Стоппарду. А в 1988‑м Арье поставил вечер памяти Соломона Михоэлса, на котором познакомился с председателем Сионистского форума Натаном Щаранским, предложившим сделать театр в Тель‑Авиве — простой понятный театр. Но Арье сделал другой.
Режиссер к тому моменту успел эмигрировать с семьей в Штаты, но не смог отказаться от предложения, поначалу призрачного: здания не было, репетировали в комнате. Приехали в Тель‑Авив готовой труппой, состоявшей из его студентов ГИТИСа и старых друзей — Валентина Никулина, Григория Лямпе, Леонида Каневского, Михаила Казакова, который, правда, в «Гешере» так и не играл. Языка не знали — долго играли на русском, это сейчас «Гешер» — двуязычный театр. А начали с того, что объехали Израиль с концертами, составленными из фрагментов старых спектаклей Арье. Именно тогда выяснилось, что у будущего театра уже есть своя публика, способная оценить, например, абсурдистского «Недоросля» Арье, еще из Театра Маяковского. И стало очевидно, что надо делать не театр для всех, предложенный Щаранским, и «не театр гетто, замкнутый на самом себе».
Полсотни постановок меньше чем за 30 лет было сделано Евгением Арье только в Израиле. Среди них «Три сестры», «Дон Жуан», «Тартюф», «Шоша», «Диббук» — исчерпывающий репертуар. Плюс то, что Арье ставил в Москве, уже как израильский режиссер. Две оперы на сцене Большого — «Идиот» Вайнберга и «Евгений Онегин». В «Современнике» — «Папа», по пьесе Флориана Зеллера, — последний осуществленный замысел Арье. И там же больше десяти лет идут «Враги. История любви», его собственная инсценировка по роману Исаака Башевиса‑Зингера, о людях, переживших смерть и снова пытающихся жить.
Ирина Мак, Лехаим