Женя Файерман - женщина-огонь
Очерк о Жене Файерман основан на данных, почерпнутых в течение моей 25-летней дружбы с ней и ее мужем, Абелем, который часто рассказывал, с присущим ему своеобразным юмором и стремлением детально описывать события, об их скитаниях, о жизни в Париже, о людях, с которыми их сталкивала судьба. Я использовала также записки Жоэля Файермана; документальные материалы: театральные афиши, кассеты и видеофильмы о выступлениях Жени на разных сценах, в том числе в московском Дворце съездов и украинских городках, зале парижского «Распутина» и тель-авивском «Гейхал а-тарбут», многочисленные интервью и рецензии в израильских, французских, русских, украинских, американских газетах и журналах на выступления Жени Файерман; встречалась со многими друзьями, родственниками и коллегами Жени в Париже, Израиле, Брюсселе, Москве.
Автор
* * *
Боль пронзила еще в поезде, когда они всеми правдами и неправдами пытались добраться до Парижа. Было стыдно, даже мужу не сказала, а еще рядом его брат, едва знакомый Моррис. Не думала, что уже началось. Да и откуда было знать молоденькой, наивной, оторванной от мамы и сестер девчонке, что это начинаются роды...
Дорога длилась уже несколько дней, а Женя терпела, терпела. Тот промозглый, холодящий душу и тело февральский день, ее первый день в Париже, Женя запомнила на всю жизнь. Едва дождалась конца мучительного путешествия, не подозревая, что самое трудное только начинается.
На перроне ее, Абеля и Морриса встречали тетя Голда и ее дочь Хана. Шел сильный дождь вперемежку со снегом, холодный ветер забирался под одежду. Такси поймать не удалось, пришлось ехать на метро. Женя задремала. Открывая глаза, видела такое, что чудилось – попала в другой мир. От увиденных сценок неискушен-ной молодой женщине становилось не по себе: то сидят обнявшись и целуются при всем честном народе, то стоят и целуются... Ей, провинциалке, выросшей в строжайших канонах еврейской религиозной семьи и советской всенедозволенности, казалось, что она попала на другую планету. Как недалека была Женя от истины, как сильно отличался даже тот, послевоенный, Париж от ее родного Подмосковья. Пройдет еще немало тяжелых лет, полных лишений, холода и голода, пока Женя поймет, примет и признает своим этот мир.
Наконец-то добрались. Родственники жили вон в том большом доме напротив метро на улице де ля Гард. Стали подниматься по лестнице. Присела отдохнуть на втором этаже, боли уже были нешуточные, а тут кузина сообщила «приятную» весть – живут-то они на шестом! Думала, родит тут же, на лестнице. Слава Б-гу, обошлось, добрались. Той же ночью Женю забрали в больницу «Ротшильд», где в муках появился на свет первенец Жени и Абеля Лео.
В этой больнице строгая медсестра впервые назвала Женю «мадам». Это я-то «мадам», подумала она с удивлением. Этой молоденькой мадам с новорожденным и постоянно болеющим Лео, в чужом, пугающем городе, в неизвестной стране, без языка, без крова, без денег и без работы было очень страшно. И никого из родных, мама и сестры так далеко... Дальние родственники Абеля, живущие во Франции уже давно и относительно благополучно, не стали брать к себе, лишь подыскали для них квартирку в Ливр-Гарган, пригороде Парижа.
Это были очень трудные времена, продукты выдавали по карточкам, и длинный, изумительно вкусный багет таял во рту еще до того, как утолял голод. Холодина стояла такая, что ручки у Лео всегда были припухшими. Денег едва хватало на еду, лекарства не на что было купить.
Без слез и горьких воспоминаний не проходило и дня. Женя ужасно скучала по родному дому. Мама дала ей в дорогу как напутствие и благословение собственной рукой переписанную из Танаха молитву, которую Женя хранит и поныне как самую дорогую реликвию. Видно, эта мамина молитва и хранила Женю и ее детей от всех невзгод и трудностей.
О маме Женя рассказывает с нежностью и любовью, с восхищением и уважением. Так же относились к Малке Браверман все знакомые и соседи, называя ее «наша ребецен», шли к ней за советом и помощью. Девятерых детей родила и воспитала простая и мудрая еврейка с Украины. В доме царила религиозная атмосфера, по субботам зажигали свечи, читали молитву, и хотя в будни дети не всегда наедались досыта, в «шабес» дом наполняли ароматы свежеиспеченной халы и гефилте фиш.
В память о маме, о тех днях в репертуаре Жени почетное место заняла трогательная и величавая, похожая на молитву песня «Майн мамес шабес лихт» («Субботние свечи моей мамы»).
В скоре семья переехала в Париж, поселились в бедном квартале на улице Шарль V: две комнатушки, крохотная кухня, без ванной, с туалетом на лестнице. Но и это уже казалось раем. Жизнь понемногу налаживалась, Абель начал работать, ведь у него была профессия, не требующая особого знания языка, – портной. Впоследствии почти все роскошные женины туалеты для сцены были выполнены прекрасным модельером Абелем Файерманом, да и дети всегда были одеты как с картинки.
Жене было труднее, целый день крутилась по дому; пойдет на рынок за продуктами – ни сказать, ни поторговаться не может: откроет ладошку с деньгами, берите сколько надо. Обманывали, нет, откуда ей знать? В школе учила немецкий, начала сама понемногу заголовки в газетах читать. Это и были «ее университеты».
Прошел год. Женя снова забеременела. Отчаянью не было границ. Муж зарабатывал гроши, едва хватало на жизнь с одним малышом... В ноябре 1948 г. родился Жоэль. Стало еще тяжелее. Один только уснет, а другой уже кричит, один вылезал из болезни, другой тут же заболевал. Как-то умудрились заболеть коклюшем вместе. Знающие соседки посоветовали гулять с детьми у воды, главное, через мосты ходить. Легче болезнь пройдет. Усадила в коляску обоих и пошла к Сене. Один мост перешла, другой, третий и ...заблудилась. Уже темнеет, а куда идти, где дом? Села и плачет. Добрые люди помогли.
Женя вспоминает сходную ситуацию, когда во время эвакуации, в войну, во время бомбежки она с сестрами потеряла родителей, долго пришлось скитаться, пока встретились с ними уже в Самарканде. Там же в Самарканде она познакомилась со своим будущим мужем Абелем Файерманом, он и увез ее после войны из Москвы.
Сумела бы Женя перенести все горести и трудности в Париже, если бы не тетя Суре, женщина с добрым сердцем, дальняя родственница Абеля? Она и ее дочь Бланшет относились к Жене и ее детям, как самые близкие люди. Тетя Суре сидела с малышами, помогала по дому, поддерживала, советовала, заставляла «хотеть жить». А нервы были на пределе, силы на исходе. Врачи настоятельно рекомендовали молодой женщине сменить обстановку, заняться интересным делом, найти что-то «для души». Так Женя начала петь в еврейском хоре при коммунистической организации на рю де Парадиз, 14. Абель ведь был коммунистом! (Правда, вернувшись из поездки в Ленинград, кажется, в конце 80-х, он во всеуслышание заявил: «Все, больше я не коммунист!»)
Через три года родилась Сильвиан. Забот прибавилось: накормить, одеть, отвести в садик и школу, сделать покупки, приготовить обед, забрать детей... В промежутках помогала мужу шить тяжелые женские пальто и костюмы, сидела за швейной машинкой (спасибо, дядя из Америки подарил) и крутила, крутила педали...
А в голове крутились вместе с жужжанием машинки мысли, воспоминания. Женя с Абелем попали в Польшу в 1946 г. Кто-то сказал, что, кажется, в живых осталась одна из его сестер. Одна из огромной семьи. Поехали на родину Абеля в Ново-Родомск, но розыски оказались тщетными. Какой-то человек лишь показал то место, где была расстреляна девушка со светлыми волосами. Абель остался один, да еще Моррис, который служил в Советской армии и с которым они встретились позже, уже в Германии, в Штутгарте. Абель не захотел оставаться в городе, где погибла вся его семья, да и от города мало что осталось. Уехали в Краков и ...попали в самый эпицентр знаменитых еврейских погромов 1946 года. Женя хотела вернуться в Москву, но не тут-то было, советский паспорт у нее уже отобрали... Под сердцем она носила ребенка и рожать в такой обстановке категорически отказывалась.
Решили двигаться на запад. В лесу, через который время от времени проводники-поляки за деньги переводили группки евреев, было опасно: там орудовала банда и уничтожала всех, кто попадался у них на пути. Нашли проводников, уплатили, и те согласились перевести их через реку. Шли ночью, по горло в воде, держась за руки, чтобы не унесло...
В чешском местечке их радушно встретили, обогрели, накормили и на следующий день помогли отправиться дальше, в Германию. Теперь они ехали поездами, но тоже нелегально: когда в вагон заходили контролеры, они переходили в другой, а то и вообще покидали поезд и дожидались следующего.
В Германии Женя тоже рожать не хотела. Хотя жизнь здесь была намного легче, но как можно, чтобы еврейский ребенок появился на свет в этой стране, усеянной еврейскими косточками, политой еврейской кровью?!
С самого детства Женю завораживала, тянула к себе сцена, она грезила ею, мечтала о ней во сне и наяву. Еще ребенком, когда семья Браверман жила в Павловском Посаде, бойкая черноглазая «цыганочка» танцевала в детском ансамбле народного танца при Доме пионеров. 9-летней солистке аплодировали восхищенные зрители, ее артистичность, темперамент, изящество доставляли подлинную радость.
«Вирус» сцены поразил Женю на всю жизнь, но прошли долгие годы, полные лишений, разлук, утрат, пока она смогла осуществить свою мечту. Репертуар хора, где пела Женя, составляли произведения еврейских классиков – Мордехая Гебиртига, Ицика Мангера и других любимых народом авторов. И люди тянулись сюда, как к родным очагам, как к родительскому дому, от которого уже и следа давно не осталось. Концерты проходили в переполненных залах, люди и смеялись, и плакали, и подпевали знакомым мелодиям, и приходили за кулисы, чтобы поблагодарить за доставленную радость. Хор был очень популярен в те годы в Париже, с ним выступали известные певцы из Франции, а также гастролеры – Нехама Лифшиц, Миша Александрович и другие.
Женя поступила учиться в Парижскую академию искусства Саль-Плие по классу вокала. Жизнь налаживалась, дети подрастали, Абель зарабатывал прилично, Женя, хотя и продолжала помогать мужу, все больше и больше увлекалась творчеством. Талантливую, молодую и очень красивую женщину заметили. В Париж из Америки приехал знаменитый еврейский актер и режиссер Герман Яблоков. Он пригласил Женю играть в своем спектакле «Папиросн» роль молодой героини. Впоследствии она переиграла весь репертуар молодых девушек в пьесах еврейских драматургов-классиков: Гольдфадена, Шолом-Алейхема, советского еврейского драматурга Гершензона, Переца Хиршвайна и др. Играла она у таких известных режиссеров, как Яков Ротбаум, Яков Курляндер, Залман Колесников. Среди парижских евреев-интеллектуалов этот самодеятельный театр пользовался огромной популярностью и не уступал в мастерстве профессионалам. До войны театр носил название ПИАТ (Парижский еврейский рабочий театр). В том замечательном театре играли корифеи еврейской сцены: Аврам Гольдфаден, Морис Шварц, Мали Пикон, выступала «Габима». После войны театр был назван «Дер идишер театр ансамбл» – он стал для Жени отдыхом, отдушиной, удовольствием, отрадой. Атмосфера доброжелательности, взаимоподдержки, искренней дружбы давала стимул жить и радоваться жизни. Рядом с ней были верные друзья, такие же одержимые сценой, еврейским искусством, как и она сама, – Жерар Фрайман, Леа и Ален Фишер, Леон Шпигельман, Ривка Гоммер и многие другие. Здесь же, в театре, она познакомилась и подружилась с замечательными деятелями еврейского искусства – актерами, писателями, художниками, певцами. Кроме уже названных имен, хочется добавить лишь несколько: скульптор Михаэль Мильбергер, писатель и переводчик Биньямин Шлевин, писатель Мойше Шульштейн, ученый-историк Мордехай Литвин, художник Мани Кац, композитор Генох Кон... Да разве всех перечислишь? Многие из этих известных деятелей обожали приходить в гости к Жене и Абелю. В их меленькой квартирке никогда не было тесно, от шуток и смеха, казалось, раздвигались стены. Знаменитый «русский» борщ Жени и по сей день помнят все, кто его пробовал. Даже сейчас, приезжая в Израиль, напоминают: «чтобы обязательно был борщ».
Дети росли в атмосфере «идишкайт», в атмосфере еврейского искусства, впитавшего в себя все богатство, силу духа и таланта своего народа. Поэтому, наверное, и тянулись они один за другим в Израиль: Лео остался в Иерусалиме, работает техником на «Коль Исраэль», Сильвиан жила несколько лет в кибуце около Бейт-Шеан. За детьми впоследствии потянулись и Женя с Абелем.
Однажды солист хора Саша Розанов сообщил Жене, что в Париже открывается русское кабаре «Распутин» и туда набирают труппу. Женя прошла аудицию и вскоре стала самой популярной в Париже «цыганкой», жизнь ее вышла на новый виток.
У тро, день – как обычно: дети, обед, уборка. А вечером – на метро - и в «Распутин». Здесь она облачалась в роскошный наряд, делала макияж и стремительно появлялась в зале под гром аплодисментов. Когда она пела, ей самой казалось, что нет в мире более счастливой, более беззаботной и независимой женщины. Самые знаменитые мужчины Парижа и гости сходили по ней с ума, женщины завидовали и искали ее дружбы, коллеги обожали Женю и радовались ее успехам.
Под утро она возвращалась домой, несколько часов сна, и начинался новый день будничных забот и радости творчества.
В «Распутине» Жене довелось работать с замечательными профессионалами, у которых она многому научилась и рядом с которыми чувствовала себя способной на многое. Легендарный исполнитель цыганских романсов Алеша Димитриевич, скрипач-виртуоз Поль Тоскано, оперные певцы Саша Розанов и Борис Поляков, оркестр из 35 музыкантов, танцоры – вот какие у нее были коллеги! А что за люди бывали в «Распутине»! Женя познакомилась здесь со всемирно знаменитыми звездами театра и кино, поэтами, музыкантами, писателями. Достаточно назвать лишь несколько имен – Жан Маре, Робер Оссейн, Юл Бриннер, Евгений Евтушенко...
В «Распутине» Женя проработала много лет, но и этот этап ее жизни подошел к финалу. Лео уже жил в Израиле, Жоэль стал музыкантом, композитором, работал с известными французскими певцами, начал писать музыку для фильмов о природе. В репертуаре Жени есть несколько песен на его музыку. Недаром она в свое время урывала от семейного бюджета каждый день по несколько франков, чтобы водить его к учителю музыки. Сильвиан стала косметологом.
Итак, дети устроены. Вперед, Женя! И она пускается в новое плавание. Залман Колесников познакомил ее с актером-комиком из Аргентины Иоселем Гримингером. Он искал партнершу для гастролей по всему миру. Женя оказалась именно тем человеком, кто был ему нужен: и поет, и танцует, и играет, и собой хороша, и легка на подъем. Сначала состоялись гастроли по Европе, потом – страны Латинской Америки. Где только ни побывала Женя, работая с Гримингером! ...Пока не оборвалась жизнь актера – прямо на сцене, в скетче, где он играл больного, пришедшего на прием к врачу... Любой актер, наверное, хотел бы так же уйти из жизни.
После этой трагедии Жене вскоре пришлось вынести еще один удар: не стало верного спутника и друга Абеля. Но и после этого Женя не оставила сцену. Она дает сольные концерты, выпустила видеокассету (Абель всегда мечтал об этом), много гастролирует – в Москве, на Украине; вместе с брюссельским еврейским театром под руководством Беллы Шифман выступала сначала в Москве, а затем отправилась на гастроли в Биробиджан, была с гастролями в Австралии, продолжает регулярно выступать в Европе, Южной и Северной Америке.
Когда спрашиваешь Женю, что же она считает по-настоящему своим домом – Россию, Францию, Израиль, она отвечает, не задумываясь: «Мой дом – это там, где живут евреи, куда я могу приехать и меня встретит моя публика, люди, которым нужны мои песни. На Украине я родилась, в России жила, во Франции родила детей, состоялась как актриса. В США, Бразилии, Аргентине, Венесуэле, Мексике меня всегда ждут и любят. Я объездила весь мир – от Каракаса до Биробиджана, от Брюсселя до Сиднея, постоянный мой дом в Израиле. Но, главное, мой дом там, где люди хотят слышать еврейское слово, еврейскую песню, где люди улыбаются и вытирают слезы, когда я выхожу на сцену».