Белки Булгакова
Последовали возмущенные патриотические опровержения. Тогда к великой битве присоединился израильский исследователь Бар-Селла. Опираясь на многочисленные текстуальные неувязки в романе, он тоже отверг авторство Шолохова и выдвинул на роль «истинного» автора третьего кандидата.
Это было давно. Бои отшумели, годы прошли, но загадка авторства «Тихого Дона» осталась. Что уж говорить о других загадках того же рода – например, о шекспировской (см. хотя бы книгу Ильи Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире»). Кого только ни выдвигали на роль истинного автора «Гамлета» и «Короля Лира»! От коллеги Шекспира драматурга Марло до какой-то скучающей британской аристократки. Сколько бумажной крови утекло – а воз все там же и споры тоже.
Вот иметь бы в руках что-нибудь вроде литературной дактилоскопии! Нашел отпечаток авторского пальца на рукописи (даже от Шекспира остались три страницы – хранятся в Лондонском музее) – сверил с картотекой и выловил голубчика. И никаких больше загадок.
За чем же дело стало?! – воскликнули два израильтянина, Глеб Зильберштейн и Уриель Маор, - и, засучив рукава, двинулись решать намеченную задачу. Рассуждали так: отпечатки пальцев на рукописях нам не помогут, потому что ни до, ни после Шекспира никто не составлял такого рода картотеку писательских отпечатков. Но! Прикасаясь к бумажному листу, авторы конечно же оставляли на нем - вместе с отпечатками пальцев – также разные белковые и прочие биомолекулы, находящиеся на коже. Нужно, стало быть, придумать способ извлечь эти молекулы с бумаги, перенести их в прибор для анализа, определить их специфику, составить список уникальных для данной рукописи биомолекул, а затем сверить сей список с какой-нибудь известной медицинской приметой подозреваемого автора – совпадет или не совпадет. И никаких тебе сомнений.
Сказано-сделано. Пригласив в соавторы итальянского профессора-химика Ригетти, Зильберштейн и Маор разработали нужный метод поиска таких биологических «отпечатков». Используя определенный вид растворимой смолы в качестве подложки, они нанесли на него слой вещества, способного вступать в сильную электрическую связь с ионами биомолекул, и получили листки тончайшей пленки. Кладем такой листок на страницу рукописи, держим прижатым 10-15 минут, снимаем, растворяем, подвергаем раствор биохимическому анализу – и автор у нас в руках.
Для первой проверки наши литературные следователи выбрали всем известного автора – Михаила Афанасьевича Булгакова. В частности, о нем известно, что он умер от наследственной почечной болезни и вплоть до самой смерти работал над своим многострадальным романом «Мастер и Маргарита». Он начал его в 1928 году, потом сжег первый вариант, второй написал в 1936 году, а затем переделывал почти до самой смерти (последний раз держал в руках рукопись за четыре недели до кончины). Можно было надеяться, что на этих рукописях (ныне хранящихся в московском Фонде Булгакова, а до того прошедших, после смерти автора, через архивы НКВД-КГБ) сохранились какие-нибудь биоследы, специфические для почечного больного.
Фонд Булгакова любезно предоставил израильским исследователям 128 страниц рукописей страниц, а те отобрали несколько пробных листков и приложили к ним свои пленки. Эх, сейчас узнаем!
Увы, первый блин, как и полагается, вышел комом. Ни нашлось ни единого «биоследа»! Неведомая корова языком слизала. Огорченные исследователи почесали в затылке, наморщили умные лбы – и вскоре воскликнули (как и положено в любом детективе): «Как мы могли забыть?! Бумага у Булгакова была не такой!» И верно – начиная с 1850 года и почти столетие затем бумагу при изготовлении пропитывали для прочности раствором сульфата алюминия. Это вещество со временем придает бумаге повышенный рН (этот рН характеризует степень кислотности или щелочности). А повышенная кислотность ведет к тому, что с годами все биомолекулы, которые почему-либо оказались на такой бумаге, разлагаются и исчезают без следа.
Как нетрудно догадаться, наши литературные детективы не только поняли, в чем трудность, но и нашли способ ее обойти. Они тщательно проверили на кислотность все 128 страниц предоставленной им рукописи и нашли два десятка таких, рН которых была близка к нейтральности. Взяв из них один десяток, они опять извлекли свои пленки, прижали, подержали, сняли, растворили, подвергли анализу и на сей раз – о радость! – обнаружили явные следы морфина. О чем тотчас сообщили в минувшем, 2016 году в солидном научном издании Journal of Proteomics.
Радость детективов была вполне понятна. Известно, что почечная болезнь вызывает сильные боли. Вполне возможно предположить, что Булгаков успокаивал эти боли морфином, Значит, нашли морфин – нашли Булгакова. Теперь не отвертится – морфин его, стало быть и рукопись его! А проверявшийся в данном исследовании метод опознания автора сдал, можно считать, первый экзамен на эффективность.
Не тут-то было! Известная итальянская пушкинистка и переводчица Серена Витале (кстати, автор книги «Пуговица Пушкина», в которой возрождена давно отброшенная оскорбительная гипотеза Геккерна-Дантеса, будто Пушкин жил со своей свояченицей Александриной), узнав от своего соотечественника Ригетти об открытии морфина на страницах рукописей Булгакова, немедленно высказала другое толкование – мол, эти следы могли быть оставлены не Булгаковым, а теми сотрудниками НКВД, которые для каких-то своих целей изучали конфискованные ими рукописи писателя.
А что – убедительно! Среди этих палачей и садистов много было морфинистов.
Но и это не все. Если Витале оспорила вывод авторов, то некий английский археолог, прочитав статью, оспорил сам их метод! Он пришел к выводу, что частицы вещества, использованного авторами для присоединения «биоследов», имеющихся на рукописях, имеют тенденцию отрываться от подложки и создавать крохотные зерна. Зерна эти могут застревать меж волокон изучаемой бумаги и там разлагаться. А своим разложением они грозят испортить драгоценные уникумы.
Пришлось Зильберштейну с Маором снова засучивать рукава. Результатом стала новая технология изготовления пленок, снимающих с рукописи ее био-приметы. В новых пленках частицы чувствительного вещества были погружены в подложку на такую глубину, которая надежно исключала возможность их отрыва, А с другой стороны, они выступали из нее как раз настолько, что все еще сохраняли способность присоединять к себе био-молекулы со страниц рукописи. Метод стал более безопасным для уникальных рукописей, оставшись по-прежнему простым и удобным для использования.
Так, с возражением английского критика было покончено, теперь надлежало разделаться с возражением итальянской критикессы. Доказать ей, что новый метод позволяет надежно опознать истинного автора «Мастера и Маргариты» и без сомнительного морфина. Повторяем для этого эксперимент: берем второй десяток рукописных страниц, имеющих близкий к нейтральности рН и накладываем на них пленки, изготовленные по усовершенствованному методу. Прижимаем, выдерживаем снимаем, растворяем – а результаты публикуем в очередной статье в том же журнале, только уже в январе 2017 года. Вот эти сенсационные результаты: на 8 страницах (из 10) обнаружен не только уже знакомый морфин, но также следы трех протеинов: периостина, N-ацетил--глюкосаминидазы и нефрина. Каковые, согласно медицинским справочникам, являются классическими приметами почечной патологии, характерной для гражданина Булгакова М.А. 1890 г. рождения.Киев, царская Россия.
Как поразительно! Эти «белковые улики» сохранились через 77 лет после смерти автора! И к тому же в условиях, когда рукописи совершенно не были защищены от воздействия внешней среды и сторонних прикосновений. Впрочем, не исключено, что именно эти «воздействия и прикосновения» были источником тех 29 видов других биомолекул, которые также были обнаружены авторами на рукописях Булгакова. Эти биомолекулы не имели отношения к болезням почек. По большей части они были характерны для человеческой кожи и слюны. Вот только чьей кожи, чьей слюны? Может, это энкаведисты брызгали слюной от злости? Не узнать - метод Зильберштейна-Маора, увы, не всесилен.
Более того, как легко понять, он не так уж и силен. Загадку Шекспира он явно не решит. Мы не знаем биологической специфики реального Шекспира, Марло, а тем более скучающей аристократки. Но вот Шолохова можно было бы попробовать на зуб, - если б, конечно, знать какие-нибудь его специфические биологические особенности и не опасаться обвинений в посягательстве на национальную святыню, да еще еврейскими руками.
* * *
Когда я рассказал эту историю замечательному писателю Феликсу Канделю, он сказал: «Это что, узнавать автора по болезни! Мне бы такой метод, чтобы узнавал болезнь по автору! Чтобы по рукописи можно было автору сказать, какой болезни ему следует опасаться…». Да, не зря числится Феликс Кандель среди создателей знаменитого «смешняка» под названием «Ну, погоди!» (Что, впрочем, надежно известно и без изучения его рукописей).
**************************************************************************************************
Урок динозавров
Герой романа израильского писателя Гутфройнда любил приговаривать: «Всем людям положено умереть от чего-то». А от чего, в конечном счете, вымерли динозавры? Ну да, известно, первичной причиной было столкновение Земли с гигантским астероидом. Землетрясения и цунами прокатились по всей планете, но ведь не они, понятно, истребили динозавров, тем более – сразу всех и на всех тогдашних континентах. Говорят – пожары бушевали. Но когда находят кости той поры, на них нет следов тех пожаров. Еще говорят – большая пыль поднялась, на 3 года затмила Солнце, холодно стало, зуб на зуб не попадает. Но за три года холодов даже белый медведь не умрет, а уж динозавр покрупней медведя будет…
И вот сейчас Юлия Брюггер и Георг Фёльнер из Потсдамского Института климатических последствий метеоритных ударов предложили новый ответ на давнюю загадку. Оказалось, ее решение требует сложнейшего компьютерного расчета, который принял бы во внимание множество взаимосвязанных факторов, начиная с физико-химических и кончая экологическими. В сценарии, который Брюггер и Фёотнер получили в результате такого расчета, «толчковой ногой» стало образование в атмосфере после-ударной Земли огромного количества серных газов. Оседая на мельчайших частицах, эти газы порождали мощные облака сульфидных аэрозолей. В отличие от атмосферной пыли, вызвавшей незначительное (и недолгое) ослабление солнечного потока, этот «сульфидный эффект» привел – согласно расчету! – к поистине катастрофическому похолоданию: за каких-нибудь 3 года среднегодовая температура Земли упала на 26 градусов! Даже в тропиках, где до того было в среднем плюс 27, стало – плюс 3!!
Ужас!
Но динозавры, может, и пережили бы эту «ядерную зиму», когда б растения не подвели. Хлипкие оказались, вымерли. «Не стало клевера, погибли лютики». А растения, как известно, лежат в основе общепланетной «пищевой цепи». А что бывает при нарушении этой цепи? Это уже несколько лет назад показала группа датских генетиков (Виллерслев и др.): гибель разнотравья (клевер, ваточник и пр.), простиравшегося ранее в приполярных местах стал причиной исчезновения мохнатых мамонтов и волосатых носорогов, населявших древнюю Арктику. Но та гибель была следствием обычного наступления ледников, а во времена динозавров растения попали под эпохальное похолодание: всего плюс 3 в тропиках! И не на три года, а на тридцать с лишним.
Тот же расчет показал, что похолодание захватило и поверхность океанов; холодные слои стали опускаться вниз, выталкивая теплую воду снизу наверх, что вызвало одновременное перемешивание всей толщи Мирового Океана – с тяжелыми последствиями для всей его живности. «Пищевая цепь» была разрушена и на суше, и в воде.
Поди, выживи в такой обстановке. Вот динозавры и вымерли, преподав нам своей героической смертью важный урок: с климатом шутки плохи, господа!
Рафаил Нудельман
"Окна", 2.2.2017