Владимир Матлин – писатель, публицист, радиожурналист

В ноябре 1988 года в нью-йоркской газете «Новое русское слово»[1] появи-лась публикация под названием «Эффект Либерзона». В ней было письмо ученого Ефима Либерзона академику К. и ответ академика на это письмо. Документальность публикации не оставляла ни-каких сомнений, хотя и имела подзаголовок «Рассказ в эпистолярном жанре» и была подписана Владимиром Матлиным. Появились даже люди, утверждавшие, что знают подлинное имя академика К., но не понимают, как эти письма могли попасть к Матлину. Авторы искренне и даже страстно аргументировали свои позиции. В письме Либерзона говорилось о том, что достаточно хорошо известно из практики повседневной советской жизни, – постоянный антисемитизм, невозможность творческого роста и общения с учеными других стран. Но, наверное, больше всего поражал ответ оппонента – академика К. Без недомолвок, искренне, с уверенностью в своей правоте, излагал академик великодержавную позицию русского патриота, «просвещенного антисемита».

Как было сказано, переписка эта казалась такой убедительно документальной, что за ней последовала статья израильской писа-тельницы и публицистки Доры Штурман[2], вступившей в полемику с анонимом – академиком К. Возникла беспрецедентная ситуация, когда автор-публицист спорил с одним из героев повествования. Статья Доры Штурман не оставляла без ответа традиционные наве-ты на советских евреев, так сильно подтолкнувшие нашу эмигра-цию, и вызывала благодарность читателей-единомышленников.

Однако вскоре в той же газете последовал ответ анонима – академика К. на статью Доры Штурман[3], в котором он даже высказал некоторое уважение к ней, прежде всего потому, что она уехала из России в Израиль, живет в Иерусалиме, видя в этом лучший аргумент в решении еврейского вопроса. В том же номере газеты публиковалось письмо вдовы Либерзона, умершего в Америке вскоре после эмиграции. Дискуссия в печати на этом не закон-чилась. Была опубликована еще одна статья Доры Штурман[4], статьи и письма других авторов.

Я столь подробно рассказываю историю этой публикации и возникшей дискуссии потому, что они стали уникальными: ошиблись все – действительным  автором всех этих писем оказался Владимир Матлин! Он и подвел итог дискуссии своей статьей «Эффект Шафаревича»[5], в которой писал, что после опубликования в России «Русофобии» дискуссия с академиком К. становится бессмысленной, поскольку антисемитизм реального академика Ш. намного превосходит авторский вымысел…

В 80–90-х годах во многих русскоязычных изданиях Европы, Америки и Израиля («Время и мы», «Континент», «Панорама», «22») появлялись произведения Владимира Матлина. Это были проникающие в душу новеллы, живые отображения нашей реальности – вчерашней и сегодняшней. Что-то заставляло читать и перечитывать эти рассказы, возникала острая реакция на прочитанное.

После выхода в американском издательстве «Эрмитаж» книги Матлина, названной, как и его сенсационная новелла, «Эффект Либерзона»[6], известный критик и литературовед Мария Шнеерсон так определила «эффект Матлина»: «Писатель – человек, пронзенный болью нашего века, а его творчество связано с традициями классической литературы и вместе с тем отличается подлинной, а не искусственной оригинальностью»[7].

Книга Матлина вызвала интерес как в русскоязычной, так и в англоязычной прессе. Так, в ежеквартальнике «Мировая литература сегодня» (Лондон, 1990, осенний выпуск) профессор Лондонского университета Арнольд Мак-Миллин писал: «Захватывающая, пси-хологически реалистическая проза Владимира Матлина заслужива-ет того, чтобы стать достоянием самой широкой аудитории»[8].

Так появился и утвердился в русском литературном зарубежье новый писатель. Казалось, что, приехав в США, обретя, наконец, духовную свободу, Матлин как-то сразу стал писателем. В действительности дело обстояло не совсем так. Но до того как мы коснемся его творческого пути, следует рассказать о другом «сюрпризе» Владимира Матлина.

В 1990 г. умер мой многолетний друг – солист «Метрополитен-опера» Миша Райцин (см. статью о нем в пятом томе ЕВКРЗ). Мне удалось сделать ряд радиопередач, посвященных его памяти, в том числе на радиостанции газеты «Нью-Йорк таймс». Друзья по-советовали попытаться сделать передачу о нем и на русской программе «Голоса Америки», особенно о канторском пении Миши Райцина. Я позвонил по данному мне телефону, и оказалось, что говорю с редактором программы «Обзор еврейской религиозно-общественной жизни» Владимиром Матлиным! Он же Владимир Мартин, передачи которого мы годами слушали, ловя сквозь глушилки обращенные к нам слова о настоящем и прошлом еврейского народа, его религии, культуре и традициях. Каким-то чудом доходили до редакции этой программы письма слушателей из СССР.

Так я был случайно дважды вознагражден знакомством с Владимиром Матлиным – писателем и ведущим радиожурналистом «Голоса Америки». Я был счастлив возможности высказать ему свою признательность за все те программы, которые нам удавалось слушать и которые поддерживали наш дух и веру в себя.

Надо заметить, что работа радиокомментаторов вещания на Россию играла исключительно важную роль. Несравненный Анато-лий Максимович Гольдберг[9] своей многолетней работой на Би-Би-Си оказал исключительное воздействие на интеллигенцию. Его передачи как бы заново определили наши взгляды на политику, экономику, историю, а его особая, ненавязчивая манера беседы со слушателем заставляла по-иному думать, анализировать происходящее, абстра-гируясь от надоевших штампов ежедневной пропаганды.

Программа, руководимая на «Голосе Америки» Владимиром Матлиным, имела иную цель. Она была обращена непосредственно к нам, еврейским слушателям. Эта программа, которую Матлин основал в 1976 году и которой бессменно руководил в течение 22 лет, была исключительно важной. В советской действительности мы были лишены почти всяких знаний еврейской истории, религии и традиций. Немногим в Москве было под силу достать даже календарь еврейских праздников. Еврейская программа «Голоса Америки» не только существенно восполняла этот пробел, но помогала развить еврейское самосознание, а это побуждало к конкретным действиям, ведущим к освобождению. Нет, недаром советские власти так остерегались передач «Голоса Америки»!

Помнится, летом 1976 года я слушал очередную передачу под Москвой, где глушение было слабее. Письмо одного из слушателей программы, уже находящегося в Израиле, запало в ум и сердце. В нем были такие слова: «Где бы ты ни работал, если даже ты танцуешь в балете, играешь в оркестре, если ты инженер, рабочий, кто бы ты ни был, оставаясь и работая там, где ты есть, ты творишь зло против самого себя…». Для меня они стали «последней каплей» в преодолении рутины советской жизни к внутреннему, а потом и физическому освобождению – эмиграции.

В 1978 г. мне нужно было продлить свой израильский вызов. По рекомендации друзей я попал в квартиру молодой пары отказников. Было это недалеко от Смоленской площади в Москве. Я пришел к ним в субботу вечером. Они, по традиции, заканчивали проводы «шабата», а закончив, тихо включили радио. И я услышал знакомый голос Владимира Мартина! Как видно, им он тоже служил поддержкой…

А теперь вернемся к Матлину-писателю. Он окончил школу в Москве в 1949 г. и сразу столкнулся с главной проблемой выходца из еврейской семьи – куда пойти учиться? В те годы, годы активного сталинского антисемитизма, ответ был простой – туда, куда еще берут евреев. Вот как сам писатель рассказал об этом в своем автобиографическом очерке: «Думать о призвании не приходилось. А склонности были – литературные. Первый рассказ пытался сотворить в шестилетнем возрасте. Произведение начиналось так: “Тропа шла через густой кустарник…” Вторая фраза, кажется, написана так и не была. Большой интерес к литературе был всегда – сочинительство, неофициальный литературный кружок с чтением “нерекомендованной литера-туры”, писанием стихов (причем плохих). О литературном обра-зовании в те годы еврею нечего было и мечтать». Матлин поступил в Московский юридический институт, «куда еще брали». После окончания его был послан в Горьковскую областную коллегию адвокатов, где и работал успешно полтора года. «Профессия не привлекала, но зато такую густую народную жизнь, вернее ее изнанку, вряд ли можно было повидать где-нибудь еще», – вспоминал впоследствии Матлин. Вернувшись в Москву, стал… безработным. Начал писать в газетах. «В 1955 г. повезло, – рассказывает он далее в своей автобиографии, – поступил на киностудию научно-популярных фильмов, сначала юрисконсультом, но вскоре стал сценаристом. Писал статьи о кино (публи-ковавшиеся) и прозу (не публиковавшуюся). Впрочем, один рассказ все же был напечатан в журнале «Работница»[10]. Рассказ был замечен, вскоре переведен и опубликован в Италии[11]. Стал все больше интересоваться еврейской религиозной литературой. При первой же возможности эмигрировал с женой и дочерью. С 1973 г. жил в Лос-Анджелесе».

В 1975 г. на кинофестивале в Лос-Анджелесе фильм «Ночь на размышление» (режиссер В.Цукерман) был удостоен премии за сце-нарий, написанный Владимиром Матлиным. «В момент триумфа автор работал грузчиком на складе электронного оборудования», – писал об этом событии Матлин. Вскоре он был приглашен в Кали-форнийский университет – читать лекции по современной русской культуре. Одновременно с этим изучал основы иудаизма в хасидской синагоге. В мае 1975 г. был принят в штат на радио «Голос Америки». Теперь все свободное время писатель отдает литературе.

Несмотря на большую занятость, только теперь, в условиях свободы, талант Матлина раскрылся во всей его полноте и много-гранности. С середины 80-х годов его печатает русская пресса Америки и Европы, а также, в переводах, английские издания. Несколько рассказов, в частности, появляются в престижном нью-йоркском журнале «Комментари»[12].

Магия матлинской прозы отражает способность писателя вживаться в персонажи до такой степени, что создается иллюзия «исчезновения автора». Это особенно поражает при создании персонажей с «обратным знаком», антигероев, людей мира, который и сегодня продуцирует поколение, зараженное тем же микробом ненависти («Телеграмма для сеньора Штольца», «Взрыв в Орли»). Автор не раскрывает своей позиции, своего морального  суждения – именно это создает у читателя ощущение абсолютной правды и документальности повествования. Присутствует только жизнь, в которой и находятся персонажи, как бы совершенно независимо идущие каждый своим путем.

Проза Матлина в высшей степени значительна как эстетиче-ски, так и в нравственном плане. Она многомерна и глубока и, по-жалуй, корнями своими уходит в метафизические критерии запове-дей Торы, хотя буквально и не содержит прямых аналогий. Вырос-ла она именно из глубин иудаизма, глубокого и древнего, как наш мир. В этом смысле он для меня сродни Башевису-Зингеру, вы-дающемуся американо-еврейскому писателю ХХ века.

Темы матлинской прозы многообразны. Здесь мы находим социальные и психологические коллизии, драматические конфликты поколений в нашей эмиграции, блестящие эссе о музыке («Верноподданные бунтари» – о Д.Шостаковиче и Р.Штраусе, биографические новеллы о И.-С.Бахе). Отдельная  часть его творчества – рассказы «Прошлое будущее» – писательское предвидение советизации США.

Кто же все-таки он, Владимир Матлин? Писатель-эмигрант, пишущий по-русски? Писатель-гуманист, любящий род человеческий, многообразный и прекрасный, несмотря на все творимые им ужасы? Философ, надевший, как в древнегреческих трагедиях, маску рассказчика, никогда не выдающего своих чувств?

Большинство серьезных критиков считает Матлина американ-ским писателем, пишущим по-русски[13]. Матлин не выносит приго-вора, что свойственно большинству советских и бывших советских писателей. А потому читатели воспринимают его произведения под разными, порой противоположными знаками. Вместе с тем он, не-сомненно, находится в русле русской классической традиции, на что указала Мария Шнеерсон.

Проза Матлина «возвращается» в языковую метрополию, и это удел настоящей литературы, особенно русской литературы в Зару-бежье. С начала 90-х годов он публикуется в «Неделе», «Даугаве», «Столице», «Звезде», «Новой юности», «Музыке и времени». Мос-ковское издательство Захарова выпустило два сборника его расска-зов: «Замуж в Америку» (2001) и «Запах гари» (2002). Как там вос-принимаются рассказы Матлина? Иногда, конечно, под другим, не-ожиданным для нас углом зрения. Но многие отзывы свидетель-ствуют, что значительная часть читателей понимает глубинный смысл его творчества – жизнь как столкновение добра и зла.

Мы должны быть благодарны судьбе за то, что, оказавшись на Западе, стали свидетелями расцвета дарований наших бывших соотечественников в условиях свободы – писателей, музыкантов, ученых… Среди них Владимир Матлин занимает свое, особое место.

 

[1] Матлин В. Эффект Либерзона // Новое русское слово. 1988. 30 нояб.

[2]  Штурман Д. Ответ анониму // Там же. 1989. 3 марта.

[3] Матлин В. Два письма по поводу «Эффекта Либерзона» // Там же. 1989. 2 апр.

[4]  Штурман Д. Еще раз о рассказе В.Матлина «Эффект Либерзона» // Там же. 1989. 1 мая.

[5] Матлин В. Эффект Шафаревича, или Реальность превосходит вымысел // Там же. 1989. 9 июля.

[6] Он же. Эффект Либерзона: Двенадцать рассказов. Tenafly: Эрмитаж, 1989. 160 с.

[7] Шнеерсон М. Не один ли Отец у нас? // Новое русское слово. 1990. 19 янв.

[8] McMillin А. Effect Libersona // World Literature Today. Autumn, 1990.

[9] Статьи о нем см. в кн.: ЕВКРЗ. Т.4. С.63 и РЕВЗ. Т.7. С.301.

[10] Матлин В. Голубой заяц // Работница. 1961. 5 янв.

[11] Matlin V. Il leprotto azzuro // Realta sovietica. № 117. 1962. Dec.

[12] Idem. Culture Shocks // Commentary. Vol. 96. 1993. Oct.

[13] Головской В. Многообещающий дебют // Панорама. № 456. 1990. 5 янв.