You are here

Хрустальная ночь как прелюдия к Холокосту

Беспрецедентный погром еврейского населения Германии и Австрии 9–10 ноября 1938 года стал прелюдией к подготовке «окончательного решения еврейского вопроса» — тотального уничтожения евреев немецкими нацистами и их пособниками в странах Европы и на оккупированных территориях Советского Союза в годы Второй мировой войны.

Массовое насилие 9–10 ноября 1938 года вошло в историю как Хрустальная ночь — из‑за множества осколков стекол, усеявших мостовые немецких и австрийских городов после разгрома еврейских лавок и магазинов. Эти трагические события историки также называют партийным погромом, ибо его инициатива, организация и исполнение были прерогативой нацистской партии, ее штурмовиков — СА и гестапо — СС, которым помогала государственная полиция.

До прихода нацистов к власти в марте 1933 года численность евреев в Германии составляла 566 тыс. человек, а незадолго до начала Второй мировой войны, в мае 1939 года, там находилось уже менее 231 тыс. Резкое сокращение численности еврейского населения произошло за счет эмиграции в соседние европейские страны, в Палестину и за океан.

Активный выезд немецких евреев начался сразу после захвата власти Гитлером, когда население начали разделять на «арийцев» и «неарийцев», но особенно он усилился после Хрустальной ночи. Некоторые евреи не желали покидать Германию, родину еврейского Просвещения, и надеялись, что ограничение их правового положения — явление временное. Впрочем, вскоре принятые в Третьем рейхе законы, в основе которых была идеология расизма и антисемитизма, показали иллюзорность подобных ожиданий.

Расовые законы

Свое государство нацисты именовали Третьим рейхом, тем самым указывая на преемственность. Средневековая Священная Римская империя считалась первым рейхом. Созданная Бисмарком в 1871 года Германская империя была вторым рейхом.

Закон о восстановлении профессионального чиновничества преграждал «неарийцам» доступ на государственную службу. Чиновники‑евреи подлежали увольнению или досрочному выходу на пенсию. В сентябре 1935 года были приняты расовые Нюрнбергские законы — «О гражданстве рейха» и «Об охране германской крови и германской чести».

По закону «О гражданстве рейха» гражданином мог быть лишь тот, кто обладает «немецкой или родственной ей кровью и кто своим поведением доказывает желание и способность преданно служить германскому народу и рейху». Этим законом немецкого гражданства лишались евреи и цыгане. Законом «Об охране германской крови и германской чести» запрещалось «осквернение расы» — брак и внебрачное сожительство евреев с «гражданами германской или родственной ей крови», наем евреями домашней прислуги из женщин моложе 45 лет «германской или родственной ей крови». Нарушение закона влекло уголовное преследование.

В ноябре 1935 года принимается поправка к закону о гражданстве, которая определяет, кого считать евреем, и устанавливает категории лиц «с еврейской кровью»: «Евреем считается тот, у кого трое из родителей его родителей были чистокровные евреи». К евреям отнесены были и те, кто рожден в смешанном браке, а также в случае принадлежности к иудейской общине, пребывания в браке с евреем, как и внебрачные дети, один из родителей которых был евреем. За короткий промежуток времени евреи оказались лишены основных гражданских прав, потеряли работу и возможность получить образование.

В результате аннексии Австрии в марте 1938 года под властью нацистской Германии оказались 200 тыс. австрийских евреев, началось повсеместное их вытеснение из сфер экономики. Ряд нормативных актов, принятых незадолго до Хрустальной ночи, означал прямой экономический грабеж. Евреев обязывали предоставлять сведения об имуществе — явный признак того, что готовилась почва для конфискации их собственности.

С июня 1938 года евреям‑врачам в Германии запрещалось лечить пациентов‑«арийцев», а с сентября того же года евреям была запрещена и юридическая практика. Месяцем ранее все мужчины‑евреи оказались обязаны добавлять к своему имени «Израиль», а все женщины — «Сара». С октября 1938‑го в паспортах немецких евреев ставился красный штамп J — Jude («еврей»).

Политико‑экономические директивы министерства воздушного транспорта Германии от 14 октября 1938 года сопровождались разъяснением Германа Геринга: «Еврейский вопрос должен быть поставлен с максимальной широтой, потому что их (евреев) следует из экономики устранить». Геринг предлагал организовывать в городах еврейские гетто.

Эвианская конференция

По инициативе президента США Франклина Рузвельта в июле 1938 года во французском курортном городе Эвиане состоялась международная конференция, на которой делегации из 32 государств обсуждали проблему эмиграции немецких и австрийских евреев. Большинство стран не желали принимать еврейских беженцев. При этом некоторые официальные лица не считали нужным скрывать собственный антисемитизм.

Так, директор канадской иммиграционной службы Ф. Блэр заметил, что даже при том, что евреям Европы грозит вымирание, это не означает, что им можно позволить массово приезжать в Канаду. Накануне конференции он заметил, что для евреев было бы полезно, если бы они задали сами себе вопрос, почему они повсюду столь непопулярны.

Результаты конференции свидетельствовали о том, что международное сообщество не в состоянии облегчить страдания еврейского населения. Печатный орган нацистской партии, правительственная газета «Фелькишер беобахтер» радостно сообщала в анонсе под заголовком «Никто не хочет их принимать»: «Бесплодные попытки на еврейской конференции в Эвиане».

Голда Меир, впоследствии премьер‑министр Израиля, стала непосредственной свидетельницей лицемерия и пустой болтовни в Эвиане. Она испытала чувства горечи, ярости, отчаяния и ужаса, ей хотелось кричать, что за цифрами, которыми оперируют делегаты, стоят люди, и, если их не пустят в другие страны, они могут всю жизнь провести в концентрационных лагерях или бродить по свету, как прокаженные…

«Поставим Гитлеру в Варшаве памятник»

24 октября 1938 года министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп предложил польскому послу в Берлине Юзефу Липскому способ «глобального» урегулирования германско‑польских разногласий. Риббентроп потребовал возращения рейху Данцига (Гданьска), строительства экстерриториального шоссе и присоединения Польши к направленному против СССР Антикоминтерновскому пакту. Нацистский министр намекнул на возможность разработки согласованной политики по отношению к эмиграции польских евреев.

В своих записях Липский тогда отметил: «Гитлер держит в уме мысль о решении еврейского вопроса путем эмиграции в колонии, в соответствии с пониманием со стороны Польши, Венгрии и, возможно, Румынии. Если он найдет такое решение, мы поставим ему в Варшаве памятник».

В Польше в то время жили более 3 млн евреев — в пять раз больше, чем в Германии и Австрии вместе взятых. Польские власти приняли ряд антисемитских законов, в Варшаве размышляли о том, как бы вообще убрать из страны всех евреев, и уже в 1937 году велись переговоры с французским правительством о переселении десятков тысяч польских евреев на остров Мадагаскар — колонию Франции. Впрочем, осознав невозможность осуществления этого плана, поляки вскоре от него отказались.

Роковое покушение

Слова Геринга о необходимости поставить еврейский вопрос «с максимальной широтой» были восприняты как призыв к массовым действиям против евреев. Они произошли уже в ближайшие недели. Нашелся и «благовидный» предлог. 7 ноября 1938 года 17‑летний еврейский юноша Гершель Гриншпан в Париже совершил покушение на секретаря германского посольства во Франции Эрнста фон Рата. Через два дня фон Рат скончался.

Гриншпан рассматривал свои действия как ответ на депортацию в конце октября 1938 года из рейха 12 тыс. немецких евреев с польскими паспортами. Эти люди были насильственно депортированы через немецко‑польскую границу. Среди них — родители, сестра и брат Гриншпана. Изгнанники могли взять с собой лишь чемодан и 10 немецких марок. Оставленное имущество переходило к местным властям и соседям. Несколько дней люди без вещей и средств к существованию, без крова и пищи, под проливным дождем скитались вдоль границы. Из приграничных населенных пунктов они изгонялись полицией и местными жителями. Беженцы пытались вернуться в Германию, но их задерживали пограничные власти или расстреливали…

О том, что семья его депортирована, Гершель узнал из письма сестры. 6 ноября он написал прощальное письмо своим родным: «Мое сердце облилось кровью, когда я узнал о вашей судьбе, и я должен протестовать так, чтобы об этом узнал весь мир». На другой день Гриншпан оставил свое укрытие, в оружейном магазине купил револьвер и отправился во дворец Богарне, где находилось германское посольство. Он был принят сотрудником посольства Эрнстом фон Ратом. Гриншпан успел прокричать: «Вы грязный бош! Сейчас я предъявляю вам счет от имени 12 тысяч преследуемых евреев!» — и выстрелил в дипломата. Затем, не оказав сопротивления, он сдался французской полиции. После ареста Гриншпан заявил: «Я решил убить сотрудника германского посольства в знак протеста, чтобы обратить внимание всего мира на то, как в Германии обращаются с польскими евреями».

Эрнста фон Рата доставили в госпиталь, французские врачи сделали ему операцию. Его состояние не вызывало тревоги. Но фон Рат был обречен. По указанию Гитлера и на самолете фюрера в Париж направили медиков под руководством его личного врача, профессора Карла Брандта. Врач‑изверг Брандт использовался Гитлером для выполнения «деликатных» поручений. Утром 9 ноября Брандт отдал распоряжение подготовить фон Рата к переливанию крови. «По ошибке» фон Рату стали переливать кровь, не соответствовавшую его группе, и он умер. Брандт выполнил все необходимые формальности, связанные с констатацией смерти от полученных ранений, позвонил из германского посольства в Берлин и сообщил Гейдриху о смерти фон Рата.

Сразу после ареста Гриншпану предъявили обвинение в покушении на жизнь, которое после смерти фон Рата было переквалифицировано на обвинение в убийстве. Рейхсминистр просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс на готовящемся процессе Гриншпана планировал доказать, что убийство фон Рата — результат всемирного еврейского заговора, преследующего целью порабощение Германии. Геббельс назначил имперского юридического консультанта и специалиста по вопросам пропаганды Фридриха Гримма представителем Германии на суде, который должен был состояться во Франции. Ему же поручили подобрать французских юристов.

Начало процесса откладывалось. А после того, как 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу и началась Вторая мировая война, покушение Гриншпана стали воспринимать иначе. Более того, благодаря перелому в настроениях французского общества дело шло к оправданию Гриншпана. С 3 сентября 1939‑го Германия и Франция находились в состоянии войны, и немецкая сторона не смогла участвовать в процессе.

Однако Гримм решил оказать влияние на решение судебного процесса, находясь в нейтральной стране. Для выполнения этой задачи он на несколько месяцев поселился в немецком посольстве в Берне, контактируя через швейцарского адвоката Гинана, назначенного генеральным консулом рейха, с французскими следственными органами. На предстоящем процессе Гинан должен был представлять интересы Германии. Но суд так и не состоялся. Гриншпан пробыл в тюрьме 20 месяцев.

18 июня 1940 года — в тот день, когда лидер «Сражающейся Франции» генерал Шарль де Голль из Лондона обратился ко всем французам с призывом вступать в движение Сопротивления, — в Париж со своим штатом прибыл назначенный начальником СД и полиции безопасности Гельмут Кнохен. На следующий день туда же приехал руководитель имперского МИДа в оккупированной Франции Отто Абец, в аппарате которого служил Гримм.

Гриншпана вместе с другими заключенными отправили на не занятый немцами юг. Эшелон подвергся бомбардировке. Совершенно неожиданно Гриншпан очутился на свободе.

Гримм сообщил в Берлин, что Гриншпан «незаконно выпущен из тюрьмы». Он был объявлен в розыск. Не имея средств к существованию и недостаточно зная язык, юноша не стал скрываться, обратился к властям и был вновь заключен в тюрьму.

Гримм продолжил охоту за Гриншпаном. Он обратился к французскому министру юстиции в коллаборационистском правительстве Виши с просьбой о его выдаче. С тем же запросом в комиссию по перемирию обратилось и имперское министерство иностранных дел. 18 июля 1940‑го немцам на границе с оккупированной зоной французы передали Гриншпана. Теперь Гриншпан был отправлен в тюрьму гестапо в Берлин. Вскоре под руководством рейхсминистра пропаганды Геббельса началась подготовка показательного процесса над Гриншпаном. Его инициаторы намеревались доказать существование «еврейского всемирного заговора», направленного на уничтожение Германии и обусловившего мировую войну. Непосредственными организаторами процесса стали Гримм и правительственный чиновник В. Диверге. Однако дело осложнилось заявлением Гриншпана о том, что на суде он даст показания о связях фон Рата и других нацистов с парижской гомосексуальной средой. Он стал говорить, что убил дипломата на почве ревности, а не по политическим мотивам. Очевидно, Гриншпан решил воспользоваться тактикой своего парижского адвоката Винсента Моро‑Джаффери, еще до начала войны заявлявшего о гомосексуальных наклонностях своего подзащитного. Назревал скандал. В июле 1942 года подготовка процесса была свернута. Гриншпана отправили в концлагерь Заксенхаузен, а затем перевели в каторжную тюрьму Магдебурга.

Вероятно, это было последнее упоминание о Гриншпане в немецких документах. Дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Впрочем, есть сведения, что в конце 1943 — начале 1944 года он был допрошен в главном здании гестапо в Берлине Адольфом Эйхманом.

Загадка судьбы Гриншпана

В декабре 2016 года влиятельная немецкая газета «Зюддойче цайтунг» опубликовала статью Б. Московичи «Загадка Гершеля Гриншпана». Более 70 лет прошло после конца нацистской диктатуры, отмечалось в статье, но по‑прежнему остается открытым вопрос: что же произошло с Гришпаном, как сложилась его судьба? Историки предполагали, что он умер в 1942‑м или 1943 году, а возможно, был убит нацистами в конце войны в концентрационном лагере. «По просьбе выживших в Холокосте его родителей в 1960 году Гриншпан официально судом ФРГ был объявлен умершим. В результате его семья получила право на возмещение ущерба. Однако некоторое время назад в Еврейском музее в Вене всплыла фотография, которая переворачивает существовавшие до сих пор представления», — сообщалось в статье.

В пачке фотографий, относящихся к 1946 году, был найден снимок. На нем еврейские демонстранты, требующие от британских оккупационных властей возможности выехать в Палестину. Одним из изображенных на фотографии был… Гершель Гриншпан. Именно так утверждал немецкий историк Армин Фурер, который много лет занимался историей Гриншпана. Компьютерная программа по распознаванию лиц подтвердила его предположение: 95% сходства. Тем не менее дальнейшая судьба этого человека по сей день остается неизвестной. Новые данные о нем нуждаются в тщательной проверке.

Дорога в Аушвиц

7 ноября в экстренном вечернем выпуске правительственная газета «Фелькишер беобахтер» заявляла: «Германский народ сделал необходимые выводы из вашего преступления. Он не будет терпеть невыносимую ситуацию. Сотни тысяч евреев контролируют целые сектора немецкой экономики, радуются в своих синагогах, в то время как их соплеменники в других государствах призывают к войне против Германии и убивают наших дипломатов».

Начальник полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих направил в штабы и участки полиции и СД приказ организовать «демонстрации» против евреев совместно с руководителями партии и СС. Приказ гласил: «Должны приниматься только такие меры, которые не будут представлять опасности для жизни и имущества немцев (например, синагогу можно поджечь только в том случае, если не существует угрозы, что пожар перекинется на соседние дома). Деловые и частные дома евреев могут быть разрушены, но не разграблены <…> Полиция не должна разгонять демонстрации <…> Арестовано может быть столько евреев, особенно богатых, сколько их поместится в имеющихся тюрьмах. После их ареста надлежит немедленно связаться с соответствующим концентрационным лагерем, чтобы препроводить их в этот лагерь в кратчайшие сроки».

11 ноября утренние газеты рейха напечатали одно и то же сообщение: «Гнусный еврейский убийца Гриншпан вызвал священный гнев немецкой нации».

В ночь с 9 на 10 ноября активисты нацистской партии по всей Германии и Австрии громили еврейские дома, магазины, школы. В первую очередь были подожжены синагоги и другие объекты, символизировавшие иудаизм. Евреев арестовывали, избивали и убивали, женщин насиловали. Сколько человек погибло в ту ночь, точно неизвестно, есть сведения, что более 90. В Кельне — городе с богатыми еврейскими традициями, восходящими к I веку н. э., — осквернили и разграбили четыре синагоги, разрушили магазины, мужчин‑евреев отправили в концентрационные лагеря. В Берлине, где проживали около 140 тыс. евреев, функционеры СА разорили и сожгли девять из 12 синагог. Дети из еврейских сиротских домов были выброшены на улицу. Примерно 1200 мужчин подвергли заключению в концлагерь Ораниенбург‑Заксенхаузен.

После погрома в Берлине полицай‑президент города потребовал выезда из северной части столицы всех евреев и объявил ее «территорией, свободной от евреев». 5 декабря 1938 года был обнародован его указ о гетто. Отныне евреям запрещалось жить в районах, где находились правительственные здания. В Силезии начальник полиции приказал своим подчиненным не вмешиваться в грабежи и нападения. Гитлеру он рапортовал, что сожжены 80 синагог. Местная нацистская пресса сообщала, что погром стал «выражением народного гнева», свидетельством того, что «терпение народа исчерпано». В Вене грабеж еврейского имущества достиг таких размеров, что гауляйтер Й. Бюркель пригрозил грабителям расстрелом.

Верховный суд нацистской партии установил, что в Хрустальную ночь был убит 91 еврей, еще 36 покончили жизнь самоубийством или получили серьезные телесные повреждения. Фиксировались случаи изнасилования, несколько человек в соответствии с Нюрнбергскими законами были осуждены за «осквернение расы». По всей Германии оказались сожжены и разрушены по меньшей мере 267 синагог. 7,5 тыс. еврейских предприятий разгромлены. Еврейские кладбища разрушены или осквернены. Приведены в негодность не менее 177 зданий. Материальный ущерб составил несколько сотен миллионов рейхсмарок. Только замена разбитых окон и витрин оценивалась в 6 млн рейхсмарок. Полиция арестовала около 30 тыс. евреев. Примерно столько же было отправлено в концентрационные лагеря: 10 тыс. в Бухенвальд, 11 тыс. в Дахау, от 5 до 10 тыс. в Заксенхаузен. Перед депортацией колонны евреев в сопровождении охраны СС проходили по Берлину и другим городам рейха. Евреям предписывалось взирать на оскверненные и разрушенные синагоги…

Последствия Хрустальной ночи обсуждались на совещании высших чиновников рейха 12 ноября 1938 года в имперском министерстве авиации. Стенограмма свидетельствует, что потенциальные последствия погрома не были просчитаны. Председательствующий на совещании Геринг сказал, что лучше бы убили сотни две евреев, чем уничтожать такое ценное имущество!..

После Хрустальной ночи любое участие евреев в немецкой экономике находилось под запретом. Они сами должны были оплатить разрушения, нанесенные их собственности вандалами из СА и СС. На евреев налагалась контрибуция. Принимались новые антисемитские указы: декреты о восстановлении дорог, налог на которые накладывался на евреев. Легализованная система ограблений принесла рейху 1127 млрд рейхсмарок. Эти «репарации» оставили тысячи еврейских семей за порогом нищеты. Декреты 1939 года завершили юридическое оформление лишения евреев собственности, была уничтожена сама основа их существования. Насилие и грабеж евреев оказались доведены до крайней точки. Дорога в Аушвиц была открыта.

Реакция в мире

Международное сообщество осудило погромы в Германии и Австрии. США разрешили 12 тыс. евреев из этих стран, прибывших за океан по краткосрочным визам, продлить свое пребывание. Но предложение конгресса о принятии дополнительно 2 тыс. детей принято не было. Британия увеличила квоту для беженцев. До начала Второй мировой войны Великобритания приняла до 50 тыс. немецких евреев. Около 10 тыс. попали туда же в ходе операции «Киндертранспорт» — перевозки и размещения на территории страны детей (без родителей), признанных евреями по расовым законам нацистской Германии.

Историкам неизвестны какие‑либо документы, свидетельствующие о том, что говорил Гитлер — в публичных выступлениях или частных беседах — о событиях Хрустальной ночи. Очевидно, фюрер не хотел, чтобы его имя напрямую связывалось с погромами и насилием. Его молчание давало возможность объявить, что Хрустальная ночь — дело рук радикальных штурмовиков, действия которых Гитлером одобрены не были.

Еще в марте 1936 года журналист и общественный деятель Абрам Брагин, активно выступавший за развитие еврейской автономии в Советском Союзе, обратился к Сталину, в ЦИК — к М. Калинину и в исполком Коминтерна — к Г. Димитрову. Он писал об угрозе, нависшей над полумиллионом евреев Германии, о надвигающейся волне погромов в отношении 5 млн евреев Польши, Венгрии, Румынии и обращался с предложением принять «наиболее обездоленных изгнанников из Германии» в Биробиджане, еврейских колхозах Крыма, Украины и Белоруссии. Брагин призывал советских руководителей и деятелей Коминтерна выступить с заявлением: «На весь мир должен прозвучать голос нашего Сталина — отца угнетенных всего мира». Ответа на это обращение не было. Самого Брагина в декабре 1937 года арестовали, в феврале 1938‑го — по обвинению в шпионаже в пользу Германии — казнили.

17 августа 1939 года объявленный вне закона Верховным судом СССР советский дипломат‑невозвращенец Федор Раскольников в своем «открытом письме» Сталину среди прочих преступлений обвинял его в том, что «еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах может приютить многие тысячи эмигрантов».

Тем не менее со времени прихода Гитлера к власти в 1933 году и вплоть до заключения пакта с Германией в августе 1939‑го советское руководство неоднократно осуждало расовую и антисемитскую политику нацистской власти. Советская печать публиковала сообщения о гонениях и преследовании евреев в Германии и других странах. Обширные материалы на эту тему помещались в еврейской прессе на идише. Основная цель подобных статей состояла в том, чтобы показать равноправное положение евреев в СССР, в то время как в Германии, Польше и других странах все больше усиливались гонения на евреев. Однако в тот период ни Сталин, ни кто‑либо другой в советском руководстве не делали публичных заявлений по этому вопросу. Напротив, их реакция свидетельствовала о том, что руководство Советского Союза желало договориться с Германией, критически воспринимая некоторые ее внешнеполитические действия.

Вячеслав Молотов в январе 1935 года заявил: «Советский Союз не желал и не желает ничего иного, кроме как иметь хорошие отношения с Германией в будущем <…> Понятно, что супернационалистические расистские теории о германской нации как хозяине мира не составляют препятствия для развития отношений между СССР и Германией <…> Проблема не в теориях, а в основе современной внешней политики Германии».

В то же время в заявлениях советских руководителей, и прежде всего в выступлениях народного комиссара по иностранным делам Максима Литвинова, заметен был критический подход. В обращении к Генеральной ассамблее Лиги Наций в сентябре 1936 года он критиковал нацистскую Германию и ее идеологию. Выступая на заседании Верховного Совета СССР, Литвинов сказал: «Фашизм перестал быть внутренним делом своих стран <…> Фашизм внушает своим гражданам идею о том, что они избранный народ <…> так как они принадлежат к особой, высшей расе <…> Они пугают их призраком коммунистов, марксистов, демократов и иудомасонов, которых необходимо изгнать и уничтожить <…> Фашизм направляет свои стрелы против, прежде всего, Советского государства». Литвинов был единственным членом советского руководства, который в резких выражениях осуждал политику нацизма.

Впервые «Правда» отреагировала на немецкую антисемитскую политику в связи с выступлением Гитлера в рейхстаге 20 февраля 1938 года. В этой речи фюрер заявлял: «Мы рассматриваем большевизм как олицетворение человеческого бесчестия. Но мы не виним русский народ в этом <…> Мы хорошо осознаем, что маленький элитарный слой еврейской интеллигенции погрузил великий народ в ситуацию, близкую к умопомешательству».

22 февраля в передовой статье «Правда» писала, что «у бедного фюрера <…> чувство преследования». Он «истребил евреев вокруг себя, а теперь они мерещатся ему в других странах». Основный смысл передовицы состоял не в осуждении Гитлера за преследование евреев, а в отрицании обвинения о еврейской гегемонии в СССР. В редакционной статье «Правды», вышедшей 18 ноября и имевшей название «Фашистские погромщики и каннибалы», решительно осуждалось преследование евреев в Германии. После описания жестокостей в отношении евреев и упоминания об «ответе» Сталина в 1930 году, когда антисемитизм был охарактеризован как «крайняя форма расового шовинизма и наиболее опасный пережиток каннибализма», в передовой статье заявлялось: «С чувством глубокого негодования следит за грязными и кровавыми событиями в Германии советский народ. Он слишком много испытал в своем прошлом и знает, как пользовались травлей евреев капиталисты и помещики, чтобы удержать в узде рабочих и крестьян».

С ноября 1938‑го по январь 1939 года «Правда» и «Известия» опубликовали десятки статей о гонениях нацистов на евреев в Германии и об антисемитизме в странах Европы. Помещено было и несколько карикатур.

Газеты сообщали о собрании, состоявшемся 15 ноября 1938 года в Большом зале Московской консерватории, на котором была принята резкая и недвусмысленная резолюция. «Мы, представители интеллигенции Москвы, — отмечалось в ней, — собрались, чтобы выразить свой гнев и негодование в связи с нечеловеческими актами жестокости и насилия, совершаемого фашистами против беззащитного еврейского населения в Германии. Фашисты избивают, режут, насилуют, убивают и жгут живых людей, только потому, что они принадлежат к еврейскому народу <…> Мы присоединяем свой голос к голосу всего человечества, выражая соболезнования жертвам погромов против евреев Германии». Выступления на этом собрании передавались по Всесоюзному радио.

Аналогичные митинги протеста прошли в Ленинграде, Тбилиси и других городах Советского Союза. Среди ораторов были режиссер и актер С. Михоэлс и композитор Д. Шостакович.

Эта реакция Москвы могла быть объяснена недовольством Сталина в связи с передачей Чехословакией Судетской области Германии и, соответственно, дополнительной угрозой для СССР. 29 сентября 1938 года в Мюнхене Германия, Великобритания, Италия и Франция объявили о разделе Чехословакии, предписав ей немедленно передать Германии Судетскую область и пограничные с ней районы. Новая граница рейха упиралась в дальние пригороды чехословацкой столицы Праги. Примечательно, что советская реакция была представлена как общественная, а не правительственная.

Власти нацистской Германии собирались организовать массовое переселение в Советский Союз евреев не только из оккупированной Польши, но и с территории рейха. По этому поводу к советскому правительству обратилась с запросом Центральная имперская служба по делам еврейской иммиграции под руководством Гейдриха, но советские власти ответили категорическим отказом.

Начальник «переселенческого управления» Е. Чекменев в записке к наркому иностранных дел В. Молотову от 9 февраля 1940 года сообщал: «Переселенческим управлением при СНК СССР получено два письма от Берлинского и Венского бюро по вопросу организации переселения еврейского населения из Германии в Советский Союз конкретно в Биробиджан и Западную Украину. По соглашению правительств Советского Союза и Германии об эвакуации населения на территорию СССР, эвакуируются лишь украинцы, белорусы, русины и русские. Предложения указанных переселенческих бюро не могут быть приняты».

Между тем идеологический антагонизм, во многом влиявший на отношения между Советским Союзом и Германией, все больше смягчался. Летом 1939 года произошло стремительное сближение двух стран. 23 августа был подписан советско‑германский договор о ненападении, 28 сентября — договор «О дружбе и границах». Вскоре цензурой оказались запрещены большое число изданий, кинофильмов, радиопередач, в которых обличался фашизм. Заботясь о сохранении «дружеских» отношений с Германией, советская пропаганда умалчивала о том, что происходило в Германии и на оккупированных территориях. От беженцев из Польши советские литераторы имели представление о положении евреев под немецкой оккупацией. Однако обсуждение этой темы в печати стало невозможным.

Одно из наиболее пронзительных произведений еврейского поэта Переца Маркиша — поэма «Цу а идише тенцерн» («Еврейской танцовщице», в русском переводе «Танцовщица из гетто»), написанная в 1940 году, в которой предвиделось уничтожение евреев в захваченной гитлеровцами Польше, тогда не могла появиться в печати. Показательно отношение к рассказу Аркадия Гайдара «Голубая чашка». В одном из его эпизодов идет речь о девочке по имени Берта — дочери еврейского беженца из Германии. Ей кричит поселковый мальчишка Санька: «Дура, жидовка! Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» «Подходит она ко мне (герою рассказа. — А. Л.) и спрашивает: “Это что такое жидовка?” А мне и сказать совестно». Так эта сцена была представлена в первом издании 1936 года. Однако в издании 1940 года она изменена: «дуру» оставили, а «жидовку» убрали.

*  *  *

Резня, зверства и массовые убийства гражданского населения Израиля, совершенные террористами ХАМАСа в черный шабат 7 октября 2023 года, дают еще одно основание обратиться к трагедии Хрустальной ночи 9 ноября 1938 года, ставшей прелюдией к Катастрофе европейского еврейства. В отличие от нейтральной и даже равнодушной реакции в мире на ту трагедию сегодня международное сообщество в большинстве своем с болью и негодованием осуждает преступные деяния террористов. Это дает нам надежду и веру в человечность.

Александр Локшин