Как работает российская пропаганда: 8 тезисов
Однако информационную войну внутри страны Кремль при этом, кажется, продолжает выигрывать, успешно отстаивая легитимность конфликта в глазах российской аудитории. Рефлексия на тему того, насколько сильна российская пропаганда и на чем основана ее мощь, может помочь нам понять и то, почему многие россияне либо поддерживают войну, либо молчат. Понимание механизмов работы российской пропаганды могут помочь ответить и на вопрос более широкого характера, выходящий за рамки текущего кризиса — как пропаганда выживает и остается эффективной в сетевой среде 21-ого века, когда у каждого пользователя интернета есть доступ к множеству альтернативных источников информации. В попытке ответить на эти вопросы я предлагаю восемь тезисов.
1. Не только дезинформация: треугольник пропаганды
В обсуждениях пропаганды мы часто акцентируем внимание на дезинформации как ее ключевом элементе. Но рассматривая российскую пропаганду, мы можем увидеть как она работает на основе взаимодействия ключевых слагаемых: дезинформация, изоляция и запугивание. Успешная дезинформация и формирование картины войны, которая подчеркивает ее легитимность, не работают без изоляции российского информационного пространства от внешних источников, которые могут бросить вызов нарративам Кремля — отсюда и многочисленные попытки заблокировать все внешние платформы (например, признание Meta экстремистской организацией — ссылка ведет на сайт СМИ, внесенного Минюстом РФ в реестр «иноагентов». — Republic) или блокировка Twitter) и запретить независимые голоса в информационном пространстве (в частности, объявление СМИ и отдельных журналистов «иностранными агентами»).
При этом в глобальной сетевой среде изоляция не может быть единственным механизмом, гарантирующим создание пространства, в котором дезинформация будет благополучно доминировать без какой либо серьезной конкуренции. Для этого российской пропаганде необходим третий элемент: запугивание тех, кто пытается бросить вызов официальным государственным нарративам. Это касается и медиа организаций, и отдельных граждан (ссылка ведет на сайт СМИ, внесенного Минюстом в реестр «иноагентов». — Republic). Новые законы и регуляторные практики дают больше возможностей наказания тех, кто демонстрирует нелояльность, инакомыслие и несогласие c официальной позицией. Запугиванием тех, кто не хочет молчать, занимаются и поддерживаемые государством «вигиланты», его неформальные «помощники». Чем сложнее государству обеспечить эффективную изоляцию информационного пространства, тем сильнее становятся репрессии и запугивание.
2. Пропаганда и конструирование образа победы: войну легко начать и трудно закончить
Закончить войну пропаганде гораздо сложнее, чем начать. Российская пропаганда вполне успешно, основываясь на ряде нарративов, объяснила российской аудитории, почему вторжение в Украину было «справедливой войной». Она потратила много сил на то, чтобы создать образ Украины как угрозы и сформировать впечатление, что у России просто не было другого варианта. Однако успехи российской пропаганды в обосновании легитимности войны завели российское руководство в ловушку. Политика пропаганды основывалась на предположении, что война будет быстрой и победоносной. Но чем дольше идет война, тем сложнее объяснять, почему любое соглашение с Украиной можно будет считать выигрышным. На данном этапе главная задача кремлевской пропаганды — не оправдать войну, а убедить российскую общественность, что Россия побеждает. Если российская пропаганда смогла убедить общество, что война на Украине — это война с нацизмом, то как она объяснит перемирие с теми, кого она называет нацистами? По информации источников «Медузы» (внесена Минюстом РФ в реестр -«иноагентов» — Republic), в Кремле не видят «хороших пиар-сценариев выхода» из войны, которые не привели бы к обрушению рейтингов власти.
С учетом этого можно сказать, что успешное руководство пропагандой в военное время требует конструирования достижимых целей, которые будут представлены как победа. Например, с первых дней войны Украина была весьма успешна в превращении кораблей ВМФ России в мемы-символы российской агрессии («Российский военный корабль, иди *****!» — реплика из переговоров украинских пограничников с острова Змеиный, отказавшихся сдаваться, с российскими военными моряками). Подобная смысловая конструкция дала возможность представить гибель крейсера «Москва» — флагмана Черноморского флота России, который также участвовал в атаке на Змеиный — как не только военную победу, но и символическую победу. Если российская пропаганда не сможет представить российской аудитории стратегию выхода страны из войны как ее победу, то это может привести к росту агрессии в обществе, а также к потере российским руководством управляемости ключевыми политическими процессами, связанными с кризисом.
3. Пропаганда как управление настроением и канализация гнева
Пропаганда — это политическая технология управления агрессией. Социолог Льюис Козер в своей книге «Функции социального конфликта», опубликованной в 1956 году, писал, что конфликты могут служить «предохранительными клапанами», давая возможность выплеснуть негативные эмоции вовне, сохраняя при этом внутреннюю сплоченность. Роль пропаганды — канализировать агрессию, направив ее на внешние силы. В нашем случае такими силами могут быть как Запад и Украина, так и либералы. Конкретные объекты могут меняться в зависимости от обстоятельств, но внутриполитическая стабильность требует, чтобы они были всегда. Поэтому пропаганда в основном занимается созданием демаркационной линии между «своими» и «чужими», опираясь на превращение различных субъектов, оказывающихся по ту сторону этой линии, в объекты направления агрессии. Эта трансформация опирается на логику дегуманизации — различные акторы теряют свой субъектный голос и объективируются публичным дискурсом для поддержки политических функций государства.
4. Гибридная экосистема пропаганды: диван, телевизор и ноутбук
Долгое время силу российской пропаганды связывали с подконтрольностью большинства федеральных телеканалов Кремлю. Рост популярности соцсетей и Youtube в сочетании с падением популярности ТВ у новых поколений россиян поставили перспективы сохранения этого могущества под вопрос. Однако война России с Украиной показала, что хоронить ТВ еще рано. Своей силой российская телепропаганда обязана гибридной структуре, которую она образует с социальными медиа. Эта структура особенно заметна в контексте «одомашнивания» войны — ее превращения в элемент повседневной жизни людей и их быта. Подобную милитаризацию и проникновение войны в сферы личной жизни можно считать успехом государства.
Возникновение экосистемы «диван, телевизор и ноутбук» может быть связано также и с понятием «пропаганды соучастия». Оно объясняет, как сила современной пропаганды связана с возможностью вовлечения аудитории в ее распространение и углубления участия граждан в самом конфликте. Такая пропаганда становится особенно сильной по мере того, как старшие поколения приобретают новые технологические навыки, превращаясь из простых потребителей пропаганды в ее распространителей через свои соцсети.
5. Пропаганда: создание когнитивных фильтров для отсеивания альтернативных картин мира
Главная задача пропаганды — создание когнитивных фильтров и эвристик (схем упрощения сложности в процессах принятия решений), которые отрицают любую альтернативную версию реальности. Пропаганда нацелена на введение людей в эмоциональное состояние, снижающее способность к критическому мышлению. Поток телешоу, основанных на законах драматургии и вызывающих у зрителей эффект привыкания, в общем и целом стремится поддерживать аудиторию в состоянии сильного эмоционального вовлечения. Этим, в частности, объясняется почти что физическая боль, которая может возникнуть от просмотра таких телешоу у тех, у кого нет привычки смотреть их в ежедневном режиме. Согласие с пропагандистскими объяснениями или их отрицание становятся ключевым маркером принадлежности к «своим» или «чужим».
6. Пропаганда как защитный механизм
Пропаганда становится особенно важна, когда под ударом оказывается «онтологическая безопасность», состояние описанное социологом Энтони Гидденсом как потребность человека ощущать себя как что-то цельное и стабильное. Ощущение «онтологической безопасности» является важным элементом выживания в тоталитарном государстве, где люди лишены возможности влияния на свою собственную жизнь. Задача пропаганды — оградить аудиторию от реальности путем создания ложного ощущения порядка, стабильности и безопасности. В этом смысле пропаганду можно назвать механизмом защиты от реальности. Фундаментальный характер потребности в безопасности (известный нам по пирамиде Маслоу) ведет к тому, что во время кризисов запрос на пропаганду увеличивается. Таким образом, «предложение» пропаганды со стороны государства основывается не только на собственных задачах властей, но и на «спросе» на безопасность со стороны аудитории, которая пытается разрешить нарастающие противоречия, порождающие постоянный стресс.
«Спрос» на пропаганду также объясняет, почему люди пытаются избегать любых источников информации, которые могут поставить под вопрос и опровергнуть пропагандистские объяснения. Этим же можно объяснить и противоречивое, кажущееся иррациональным мышление, которое наблюдается под воздействием пропаганды у части ее аудитории. Социологи, изучающие реакцию российского общества на войну с Украиной, считают эти противоречия (ссылка ведет на сайт СМИ, внесенного Минюстом в реестр «иноагентов». — Republic) одной из особенностей российской пропаганды. Услышав аргументы, противоречащие пропаганде, люди или агрессивно отрицают их, или пытаются найти дискурсивную стратегию, которая позволяет избежать этих противоречий.
7. Пропаганда как механизм разобщения
Эффект разобщения пропаганды базируется на принципе «разделяй и властвуй». Созданные пропагандой когнитивные фильтры используются для категоризации той или иной социальной среды через разделение людей на «своих» и «чужих». Друзья и подписчики в соцсетях постоянно оцениваются с точки зрения того как они относятся к той или иной кризисной ситуации, в данном случае к войне. Если отношение к событиям не совпадает, человек превращается из субъекта для коммуникация в объект для изоляции. Таким образом, пропаганда провоцирует размежевание с обеих сторон конфликта. Вовлечение пользователей сетей в процесс распространения пропаганды приводит к разрыву отношений с теми кто не согласен с пропагандистскими месседжами.
Здесь мы видим, как «пропаганда соучастия» приводит к значительному росту разобщенности и разрывам социальных связей, например, к бану в соцсетях и «расфренживанию». На фоне войны растет уязвимость социальных связей, а основным трендом коммуникации становится «дисконнективность». Удаления друг друга из друзей совершаются пользователями соцсетей публично и являются по сути перформативной практикой управления социальными границами в кризисной ситуации. Таким образом пропаганда ведет к разобщению в обществе, в результате чего образуются изолированные информационные «коконы», необходимые для успеха госпропаганды, так как они также помогают нейтрализовать горизонтальные связи, которые могут потенциально является альтернативными источниками информации. Такая разобщенность возникает не только у неблизких или чисто онлайновых знакомых с изначально слабыми связями, но и среди членов семьи и близких друзей с прежде сильными связями. Пропаганда также увеличивает разрыв поколений: невозможность найти общий язык с родителями стала одним из самых болезненных мест молодого поколения россиян столкнувшихся с тем что демаркационный разлом войны проходит внутри семьи.
8. Язык и дискурс пропаганды
Важный элемент успеха пропаганды — создание и распространение ее собственного языка (что также можно рассматривать как использование языка в качестве оружия). Распространением этого языка занимаются как традиционные, так и новые медиа. В частности, вторжение России в Украину сопровождалось появлением нового словаря, куда входят, например, «специальная военная операция» (в то время как слово «война» не просто исключено из официального языка — его употребление наказуемо) и «денацификация». Виктор Клемперер предложил концепцию «Языка Третьего рейха» (Lingua Tertii Imperii) для объяснения того, как с помощью лексики нацисты изменили повседневную коммуникацию в немецком обществе во времена правления Гитлера. В сетевой среде новые формы LTI поддерживаются цифровыми возможностями. Новый язык пропаганды опирается на меметические механизмы распространения и завоевания изолированных друг от друга сегментов соцсетей (а те, кто пытаются бросить вызов тем или иным смысловым единицам в рамках этих пространств, исключаются оттуда через практики бана или расфренживания). Мемы создаются как для распространения пропаганды, так и для противодействия ей, однако два этих разных типа мемов циркулируют в основном в изолированных друг от друга сегментах соцсетей. «Милитаризация» языка и его превращение в оружие в рамках войны приводит также к отказу от русского языка части русскоговорящих жителей Украины.
Выводы
Главная уязвимость пропаганды формируется внутри нее самой. Она заключается в создании ожиданий, которые могут быть исполнены только с появлением новых символических конструкций. Это особенно четко проявляется на примере создания ожиданий быстрой победы и необходимости создания картины такой победы или объяснения, почему ее нет. Разрыв между созданными пропагандой ожиданиями и более поздними картинами, которые она же создает, может привести к росту агрессии из-за того, что по природе своей пропаганда основывается на эмоциях. Таким образом, краткосрочные успехи пропаганды — объяснение войны как «справедливой» и эмоциональное вовлечение аудитории — потенциально могут привести к ее провалу в долгосрочной перспективе. Этот провал также может быть связан с коллапсом «онтологической безопасности», что, в свою очередь, может привести к переориентации агрессии с внешних врагов на внутриполитические структуры.
Григорий Асмолов (Gregory Asmolov), LSE