You are here

Ноам Хомский: будущее американского могущества

В октябре 2001 года, спустя несколько недель после терактов 11 сентября, Абдул Хак, пожалуй, самая уважаемая фигура афганского сопротивления «Талибану», дал интервью Анатолю Ливену (Anatol Lieven), ведущему знатоку региона. Абдул Хак резко осудил вторжение, зная, что это убьет многих афганцев и подорвет попытки свергнуть талибов изнутри. Он сказал, что «США пытаются продемонстрировать свою мощь, одержать победу и напугать весь мир. Их не волнуют ни страдания афганцев, ни скольких людей мы при этом потеряем».

Впоследствии оказалось, что доктрина Дональда Рамсфелда (Donald Rumsfeld), тогдашнего министра обороны США, недалеко от этого ушла, хотя талибы в 2001 году сами предложили капитуляцию, — пусть и признали это только сейчас, спустя 20 лет. Будь у США повод арестовать Усаму бен Ладена (что тоже неочевидно — он ведь тогда был всего лишь подозреваемым), то надлежащей процедурой была бы полицейская операция — возможно даже при участии «Талибана»: они тоже хотели от него избавиться. Но Америке захотелось продемонстрировать свои силы — как и в последние недели, когда она отправила свою армаду в Южно-Китайское море. И так продолжается раз за разом: нового в имперской истории мало.

Оценка будущего американской мощи — занятие в высшей степени неблагодарное. Вопрос может оказаться спорным. Нет нужды рассуждать о том, что мир на всех парах мчится к катастрофе. Если к власти вернется всё отрицающая Республиканская партия, шансы на ответственную политику резко уменьшатся, а уничтожение окружающей среды продолжится. Но, предполагая лучшее, мы можем хотя бы определить основные факторы, на которых строится американская мощь: состояние мирового порядка, траектория американской мощи и оправдания действий США.

Во-первых, международная система. Дисбаланс военной мощи настолько велик, что не нуждается в комментариях. По данным Стокгольмского института исследования проблем мира, в 2020 году Америка увеличила военные расходы до 778 миллиардов долларов (для сравнения, Китай увеличил свои до 252 миллиардов долларов). На четвертом месте, после Индии, находится Россия с расходами в 62 миллиарда долларов. И это при том, что Америка лишена серьезных рисков безопасности, за исключением мнимых угроз на границах противников, окруженных американскими ядерными ракетами на некоторых из ее 800 военных базах по всему миру. (Для сравнения, у Китая всего одна иностранная база — в Джибути).

Одно из следствий этого безумия — в мире, где царит отчаянная нужда и не хватает предметов первой необходимости, — разрушение окружающей среды. Недавнее исследование показало, что вооруженные силы Америки — один из крупнейших загрязнителей в истории, поскольку потребляют больше жидкого топлива и выбрасывают больше пагубных для климата выхлопных газов, чем большинство стран среднего размера.

У мощи есть и экономическое измерение. После Второй мировой войны на долю Америки приходилось вплоть до 40% мирового ВВП, и этот перевес неизбежно сокращается. Но, как заметил политический экономист из Лондонского городского университета Шон Старрз (Sean Starrs), в глобальном мире национальные счета — не единственный показатель экономической мощи. Его исследование за 2014 год показало, что доля прибыли американских транснациональных корпораций в ряде отраслей составляет более 50%. При этом они занимают в большинстве отраслей первое место (изредка второе), оставляя других далеко позади.

Еще одно измерение национальной мощи — это так называемая «мягкая сила». И здесь Америка пришла в серьезный упадок задолго до того, как ее репутацию обрушил президент Дональд Трамп. Еще при президенте Билле Клинтоне ведущие политологи признавали, что бóльшая часть мира считает Америку «главным государством-изгоем» и «величайшей внешней угрозой для своих стран» — это слова Роберта Джервиса (Robert Jervis) и Сэмюэла Хантингтона (Samuel Huntington). А при президенте Бараке Обаме международные опросы показали, что Америка считается величайшей угрозой миру во всем мире, не имея себе равных.

Эти источники власти можно проиллюстрировать конкретными случаями. Европа мирится с американскими санкциями против Ирана под страхом исключения из мировой финансовой системы, которой управляет Нью-Йорк. Мир не только не ропщет, когда США пытают Кубу, отказываясь снять экономическую блокаду, но и осуждает ее практически единогласно (184 голосами против двух на июньской сессии ООН). «Уважительное отношение к мнению человечества», как сказано в Декларации независимости Америки, давно отвергнуто, равно как и всякие сентиментальности вроде Устава ООН. Способность вводить санкции, которым другие должны подчиняться, — вот еще одно измерение власти, где безраздельно правит Америка.

Порядок, основанный на правилах?

Если обратиться к траектории американской мощи, то ее основные черты знакомы. С момента своего основания Америка лишь считанные года обходилась без насилия. Едва сбросив британское иго, освободившиеся колонисты «сосредоточились на вырубке деревьев, истреблении индейцев и приращении естественных границ», — как уверяет нас в «Дипломатической истории американского народа» Томас Бейли (Thomas Bailey), — сугубо для самозащиты. С другой стороны, Америка захватила половину Мексики в одной из самых жестоких войн в истории (по словам генерала и будущего президента Улисса Гранта (Ulysses Grant). «Естественные границы» также прирастали грабежом Гавайев силой и обманом.

С завоеванием Филиппин в масштабной бойне американская мощь распространилась на Азию. Постоянное вмешательство не прекратилось и впоследствии, причем зачастую с крайней жестокостью (как, например, на Гаити при президенте Вудро Вильсоне), оставившей на местах горькую память.

Были и переломные моменты. Один из них произошел в 1945 году. В феврале Америка пошла еще дальше в доктрине Монро (которая предостерегала европейские державы от вмешательства в дела Латинской Америки), приняв Экономическую хартию Америки. В ней США клеймили «философию нового национализма», чья политика, как выразился один из правительственных чиновников, «направлена на более обширное распределение богатств и повышение уровня жизни масс» — мысль, что «основные блага от освоения ресурсов страны должны доставаться гражданам этой страны» (а не иностранным инвесторам) тоже была объявлена ересью.

Это было совершенно несовместимо с так называемым «международным порядком, основанным на правилах», который Америка выстраивала и ревностно защищала от «радикальных и националистических режимов», объявленных главным врагом, — это подчеркивается в ранее засекреченных правительственных документах и подтверждается историей.

Другой переломный момент произошел 60 лет назад, когда президент Джон Кеннеди резко усилил атаку на Вьетнам, которую начал еще президент Трумэн, а продолжил Эйзенхауэр (когда отдыхал от смены парламентских режимов Ирана и Гватемалы жестокой диктатурой). Кеннеди же отдал тайный приказ, чтобы его террористическая война против Кубы завершилась восстанием, за которым последует американское вторжение, запланированное на октябрь 1962 года — месяц ракетного кризиса, который поставил мир на грань катастрофы, когда на острове, отчасти для его защиты, появились российские ракеты.

Одним из своих важнейших решений в 1962 году он переключил задачу вооруженных сил в Латинской Америке с анахроничной «защиты полушария» на «внутреннюю безопасность». Этим он запустил жуткий маховик репрессий по всему континенту, чьей кульминацией стали кровавые войны Рональда Рейгана по всей Центральной Америке, — их отголоски до сих пор звучат в пострадавших странах, откуда из-под обломков бегут беженцы.

Третий элемент американской мощи — это ее самооправдание. Жуткая история, приведенная выше — самый простой пример. Иногда это признают и осуждают даже те, кто скрепя сердце ее выгораживает. Вот как специалист президента Джимми Картера по Латинской Америке и крайний леволиберал политической стратегии Роберт Пастор (Robert Pastor) объясняет в научном исследовании, почему администрации «пришлось» поддерживать кровавый режим Сомосы в Никарагуа: «Соединенные Штаты не хотели контролировать ни Никарагуа, ни другие страны региона, но при этом не могли допустить, чтобы развитие событий вышло из-под контроля. Они хотели, чтобы никарагуанцы действовали самостоятельно, но за исключением случаев, когда бы это отрицательно сказывалось на наших интересах».

Это справедливое суждение времен «истребления индейцев», и едва ли оно будет новшеством в анналах империалистического насилия. Поскольку никаких перемен ни в институтах, ни в культуре политического класса не произошло, траектория и текущее состояние глобальной власти дают нам некоторое представление о том, чего можно ждать от американской мощи в будущем.

Разумеется, многое будет зависит от того, насколько мир сможет измениться. Сможет ли Европа реализовать свой потенциал цивилизующей силы и изменить свой отклик на серьезный кризис почти столетней давности, когда Европа уступила фашизму, а Новый курс Рузвельта проложил путь к социал-демократии?

Кризисы, решения и действия

Но теперь мир изменился. Господин Трамп блестяще обнаружил яды, затаившиеся в глубине американского общества, и создал отраву, которой по силам разрушить страну. Партия, которая по сути стала его личной собственностью, продолжает свою давнюю деградацию к протофашизму. Если этот курс сохранится, возврат к 1930-м годам окажется жестокой иронией, особенно для всех причастных. И, учитывая американскую мощь, это будет разрушительно для всего мира.

В центре внимания обеих партий находится китайская угроза. Однако при ее оценке полезно проявить некоторую осторожность. У истерии насчет «желтой угрозы» давняя история, и ее ничего не стоит возродить. Например, более трети американцев считают, что коронавирус был создан китайским правительством в качестве биологического оружия, сообщает Центр Анненберга, добавляя, что никаких доказательств в пользу этого убеждения нет.

Даже не беря в расчет Китай, решительное раздувание угроз вошло в норму. Это особенно заметно по важнейшим внутренним документам вроде Меморандума СНБ-68, некогда засекреченной директивы, подготовленный Госдепартаментом и министерством обороны в 1950 году, с ее безумным бредом о «стремлению к рабовладельческому строю и деспотических планах Кремля», советском враге, и «укреплении абсолютного могущества над остальным миром». Джорджа Кеннана (George Kennan) и других здравомыслящих аналитиков отправили в сад вместе с чиновниками, хоть сколько-нибудь смысливших в Китае. Снова проходить через это мы не хотим.

Растущая мощь Китая реальна и зачастую используются крайне неприглядно. Но угрожают ли эти преступления Америке? Внутренние репрессии суровы, но международную угрозу представляют ничуть не большую, чем многие другие зверства — в том числе те, что Америка всячески усугубляет, хотя ей ничего не стоит положить им конец: например, жестокие пытки двух миллионов человек в израильской тюрьме в Газе при мощной американской поддержке.

В Южно-Китайском море Китай нарушает международное право, хотя Америка давно отказывается ратифицировать Конвенцию ООН по морскому праву и едва ли имеет серьезные основания для возражений. Правильный ответ на нарушения Китая — не опасная демонстрация силы, а дипломатия и переговоры с участием государств региона и непосредственных участников. То же и с другими конфликтами.

Кризисы, угрожающие миру, не ведают границ. Будущее США и всего мира зиждется на американо-китайском сотрудничестве в глобальном обществе подлинного интернационализма. Это слишком очевидно и не требует обсуждения.

От каждого кризиса, с которым сталкивается мир, есть известные, реальные средства правовой защиты. Организованная и осведомленная общественность может противостоять частным и государственным центрам власти, ведущим мир к пропасти в погоне за краткосрочными интересами, и заставить политиков решать вопросы. Едва ли это некий новый урок истории. Сегодня, на фоне глобального потепления и угрозы ядерной войны, промедления быть не может.

Как только мы абстрагируемся от мыслей о своей исключительности и согласимся с тем, что проблемы всеобщи, мы сможем оценивать себя теми же критериями, что и окружающих. (Строго говоря, по нравственным соображениям мы должны быть к себе еще строже, но не будем об этом). Почему вообще относиться к себе по-другому? Как только мы ответим на этот вопрос, мир станет совсем другим.

Ноам Хомский (Noam Chomsky), The Economist