Там, где были евреи
Алжир, например, после обретения независимости от Франции в 1962 году подтолкнул своих евреев к массовой эмиграции, да так, что мало кто остался. И все-таки некоторые евреи не уехали. То ли они остались из принципиальных соображений, то ли не располагали необходимыми для переезда средствами, то ли думали, что смогут выдержать любые невзгоды, — Б-г знает почему. Так или иначе, маленькие еврейские общины сохранились на всем протяжении от Каира до Туниса.
Та роковая неделя в июне, в которую вместились ужасные еврейские погромы, поджоги еврейских лавок, массовые аресты и даже убийства, изменит эту картину, уничтожив последние иллюзии насчет своей родины, которые оставались у евреев относительно их будущего в арабских странах. Многочисленные арабские армии, рассчитывавшие стереть Израиль с лица земли, сами были наголову разбиты. Все это было так унизительно, что весь арабский мир бурлил от негодования. И жители этих стран решили выместить ярость на своих евреях, большинство которых были последовательно аполитичны и никак не причастны к войне — ни к ее началу, ни к ее исходу.
Даже в тех странах, где, у нас любят говорить, были «добры к евреям», например в Тунисе, проходили пугающие демонстрации, а местные жители выражали злобу и ненависть. Евреи Марокко покинули страну в массовом исходе. В Ливии имели место покушения на убийство, которые привели к экстренной эвакуации сотен евреев.
Египет — страна, в которой я родилась и провела первые годы своего детства, — проявил себя особенно мерзко. Моя семья покинула Египет в 1963 году наряду с десятками тысяч соплеменников. Уезжали мы неохотно. Мой отец уезжать не хотел, детям пришлось долго и настойчиво убеждать его. Он просто не мог представить себе жизни за пределами Египта. Его чувства разделяли многие евреи. Они любили Израиль тоже, но себя считали египетскими евреями. До сих пор у меня в ушах стоят крики отца. «Верните нас в Каир», — кричал он с корабля, увозившего нас из Александрии. Но наш кораблик продолжал свой путь. Он не повернул назад. У меня ушли годы на то, чтобы — при всей моей прежней страстной любви к Египту — понять: нам очень повезло.
В 1967 году в Египте, в Каире и Александрии, все еще оставалось примерно 2500 — 3000 евреев — от тех 80 тысяч, проживавших там до 1948 года. В ту июньскую неделю в 1967 году египетские власти, любезно оставив в покое девушек и женщин, хватали всех еврейских мужчин — от юношей до стариков. 400 — 500 евреев попали в тюрьму. Был арестован даже главный раввин Александрии. Придя в ярость от неспособности победить еврейское государство, египтяне обратили свой гнев на местных евреев, вся вина которых, насколько я понимаю, состояла в том, что они жили в Египте. Некоторые пробыли в тюрьме всего пару недель, пока посольства западных держав не помогли им освободиться. Но другие оставались там на протяжении месяцев и даже лет — Египет выпускал узников крайне неохотно и очень медленно.
Альберт Габай, раввин конгрегации «Микве Исраэль» в Филадельфии, в июне 1967-го еще жил в Каире со своими тремя старшими братьями, двумя сестрами и овдовевшей матерью и ходил в школу. Ему тогда было 18. Их отец, портной при короле Фаруке, умер за несколько лет до того, и старшие братья Альберта вместе с матерью продолжали его швейный бизнес. Четверо других братьев отправились в Америку, и семья планировала последовать за ними. Раввин по сей день помнит, как полиция в те июньские дни уволокла в тюрьму сначала двух его старших братьев. Через несколько недель полицейские пришли за третьим братом и за ним самим. У них были с собой автоматы, при этом они были исключительно вежливы, приглашали его пройти с ними таким тоном, будто звали на кофе. Четыре брата Габай оставались в тюрьме три года, до июня 1970-го.
В Тунисе я разговаривала с пожилыми евреями, которые отчетливо помнят эту неделю в 1967 году, неделю, за которую их страна, всегда относившаяся к ним чрезвычайно доброжелательно, изменилась до неузнаваемости. Они рассказывали мне, как толпы вышли на улицы и стали громить еврейские лавки. Не пожалели они и великолепную Большую синагогу, чья огромная звезда Давида была свидетельством былой толерантности к евреям тунисской культуры.
Погромщики обратили свою ярость на кошерные мясные лавки на авеню де Пари, круша их с безумной свирепостью, выволакивая мясные туши из магазинов и бросая их на тротуарах. Это было, как мне рассказывали, совершенно чудовищное зрелище. Многие тунисские евреи прямо тогда и уехали, побросав все, что имели: дома, мебель, одежду. Это называли: оставить «la clef dans la verouille» — ключ в замке.
И даже Ливия, в которой некогда было очень значительное еврейское население, в ту неделю была особенно жестока к евреям, пытавшимся забаррикадироваться в своих домах, чтобы защититься от разъяренных толп. «Еврейские магазины, дома, синагоги были сожжены и разрушены, люди — избиты или убиты», две семьи были истреблены целиком (за исключением одного человека, который в тот момент был в другом месте). Так говорит Вивьен Румани, ливийская еврейка, уроженка Бенгази, которая покинула Ливию в 1962 году, а в 2007-м сняла фильм «Последние евреи Ливии». В конце июня 1967 года многие евреи были эвакуированы из Ливии в Италию.
Наверное, поэтому, когда приверженцы движения за бойкот, отзыв инвестиций и санкции против Израиля утверждают, что они выступают только против Израиля, но не против евреев, я отношусь к этим заявлениям очень скептически, памятуя о том, каким ложным оказалось это разделение для евреев арабских стран в июне 1967 года. И сегодня оно столь же ложно, сколь было 50 лет назад.
Люсет Лагнадо, Tablet, США