You are here

Кризис, разрастание государства и идеологические сдвиги

Роберт Хиггс
"Кризис и Левиафан. Поворотные моменты роста американского правительства"
Москва, Мысль, 2010

Роберт Хиггс предлагает рассматривать расширение полномочий государства как последовательный и необратимый процесс, волнообразно увеличивающий степень вмешательства государства в экономику после каждого кризиса. Эта необратимость связана не только с рожденными в ходе кризисов институтами (например, административными ведомствами и правовыми прецедентами), но и с постоянными изменениями глубинной структуры «поведения» государства и общества, поскольку всякий раз в ходе кризиса возникает новое понимание потенциальных возможностей, механизмов, опасности и пользы, связанных с действиями государства — т.е. после каждого кризиса меняется преобладающий идеологический климат.

Те, кто изучают конкретные исторические события, из которых складывался этот процесс, — а не составляют «расширенные хронологии» с его упрощенным и неполным описанием — выделяют три важнейших аспекта: во-первых, речь шла не только о росте государственных расходов, налогообложения и занятости в госструктурах, но и о расширении фактических полномочий государства в принятии решений по экономическим вопросам; во-вторых, это расширение полномочий происходило в основном в периоды кризисов общенационального масштаба, особенно во время обеих мировых войн и Великой депрессии: и, в-третьих, параллельно с расширением масштабов деятельности государства происходило заметное изменение преобладающей идеологии. Специалисты по экономической истории проявляют все больше интереса к роли идеологии в формировании современной политэкономии (Olmstead, Goldberg 1975: 197–199; Vatter 1979: 306–309; North 1979: 250–251, 259; North 1981: 45–58; Davis 1980: 9, 12; Weaver 1983: 295, 296, 322), хотя рабочих гипотез по этой проблематике пока немного.

Я предлагаю рассматривать расширение полномочий государства как обусловлено-последовательный процесс — т.е. подлинную цепь взаимосвязанных исторических событий — в том смысле, что их действующие лица в каждый конкретный момент мотивировались и сдерживались собственной оценкой опасностей и потенциальных возможностей, этому моменту присущих, оценкой, которая, в свою очередь, основывалась на их понимании предшествовавших событий. Поэтому после каждого кризиса, приводившего к расширению сферы полномочий государства, реальный «возврат к норме» был маловероятен.

Эта необратимость связана не только с «твердыми отходами» — рожденными в ходе кризисов институтами (например, административными ведомствами и правовыми прецедентами), большинство из которых редко фигурирует в стандартных «единицах измерения» масштабов государства, принятых в экономической науке. Важнее другое: глубинная структура поведения уже не могла вернуться на круги своя, поскольку события в ходе кризиса формировали новое понимание и восприятие потенциальных возможностей, механизмов, опасности и пользы, связанных с действиями государства — т.е. после каждого кризиса менялся преобладающий идеологический климат.

Хотя может возникнуть впечатление, что посткризисная экономика и общество вернулись в то состояние, что существовало до его начала, за этой «оболочкой» скрывается изменившаяся реальность. В умах и душах людей, переживших кризис и столкнувшихся с расширением полномочий государства,— т.е. там, где в конечном итоге формируется поведенческая реакция на будущие критические ситуации, — основополагающая структура восприятия уже стала другой.

Концепция обусловленной последовательности использовалась специалистами по экономической истории в других контекстах. Пол Дэвид, например, применял ее в своих работах о технологических изменениях. Он критикует «механистическое мировоззрение, отводящее прошлому в лучшем случае промежуточную роль в определении будущего», и подчеркивает «необратимость» исторического процесса, в ходе которого «предыдущие экономические конфигурации теряются безвозвратно» (David 1975: 11, 15).

Еще раньше Йозеф Шумпетер предостерегал от совершения «статистических преступлений» — механистического «навязывания тенденций». «В отношении любого растянутого во времени исторического процесса, — отмечал он, — сама концепция исторической последовательности косвенно означает необратимые изменения в структуре экономики, которые должны воздействовать на законы любых конкретных экономических величин» (Schumpeter 1950:72)[3].

Специалисты по экономической истории могли бы углубить понимание проблемы за счет применения этого по-настоящему динамичного подхода к изучению процесса «разрастания» государства. В настоящей статье, используя схематический анализ и аналогии с некоторыми моделями, хорошо знакомыми экономистам, я ставлю перед собой задачу показать, каким образом это можно осуществить.

Схематический взгляд на проблему

В книге «Кризис и Левиафан» (гл. 2) я показываю, что несколько постоянно используемых индексов «размера» государства говорят о наличии в XX веке «инерционного феномена»: после начала каждого серьезного кризиса государство внезапно и резко разрасталась. По завершении кризисов оно «отступало», но не к докризисному уровню и даже не к тому уровню, который был бы достигнут, если бы докризисные темпы роста «размера» государства сохранились, а не были бы изменены событиями в ходе кризиса.

Таким образом, кризисы как правило порождали не только временное, но и постоянное увеличение масштабов государства — об этом говорят несколько общепринятых критериев измерения. Более того, у нас есть немало оснований полагать, как я показал в своей книге, что более содержательные единицы измерения государства, в идеале способные выявить масштаб его фактических полномочий по принятию экономических решений, также продемонстрировали бы наличие инерционного феномена. Таким образом, я просто приму в качестве аксиомы, что именно таковы были характерные особенности подлинного процесса разрастания государства в Соединенных Штатах на протяжении XX столетия[4].

Рисунок 1. Схематическое изображение инерционного феномена

Image

На рисунке 1 схематически представлен механизм инерционного феномена на протяжении одного законченного эпизода. (Конечно, в истории США XX столетия таких эпизодов было несколько. Однако, каждый из них можно изучать по отдельности. Хотя эмпирические детали во всех этих случаях резко различаются, и развитие событий в каждом эпизоде по нескольким важным параметрам зависело от конкретного характера предыдущих явлений, процесс, который интересует нас в данный момент, неизменно протекал одинаково, так что при экспликации модели достаточно сосредоточиться лишь на одном эпизоде). Каждый законченный эпизод состоит из пяти этапов: I — докризисное нормальное состояние (сегмент графика AB); II — расширение (сегмент BC); III — созревание (сегмент CD); IV — закрепление (сегмент DE); и V — посткризисное нормальное состояние (сегмент EF). Вертикальная ось координат на графике измеряет логарифм идеального индекса размера государства, горизонтальная — время. Таким образом, кривая времени, проходящая через точки ABCDEF, показывает динамику роста государства.

Как видно из рисунка 1, государство предположительно растет совершенно одинаковыми темпами на этапах I и V — в периоды до- и посткризисного нормального состояния; на этапе IV оно сокращается примерно с такой же скоростью, как растет на этапе II; и его размер совершенно не меняется на этапе III, в период созревания. Ни одно из этих предположений не носит критически важного характера, и с эмпирической точки зрения все они могут быть оспорены. Мы приняли их лишь для простоты и наглядности, и они могут быть скорректированы, как читатель сочтет нужным.

Все, на чем я настаиваю в рамках своего аналитического воспроизведения инерционного феномена, — это (1), что точка C находится намного выше точки B, т.е. происходит внезапное резкое увеличение реальных размеров государства; (2) что точка E находится намного ниже точки D, т.е. «отступление» тоже наблюдается; (3) что точка E находится выше соответствующей гипотетической точки E’, которая была бы достигнута за период времени t4, если бы между t1 и t4 государство продолжало расти докризисными темпами, т.е. «отступление» носит неполный характер; и (4) на этапе посткризисного нормального состояния темпы роста государства достаточно велики, чтобы точка F находилась выше соответствующей гипотетической точки F’ в течение неопределенно долгого времени (можно предположить — до начала следующего кризиса). Это последнее предположение имеет критически важное значение, поскольку в противном случае F могла бы сойтись с F’, и тогда весь процесс (кризисный и посткризисный этап) можно было бы охарактеризовать как преходящее событие — в том смысле, что подлинные размеры государства в конечном итоге оказались бы такими же, как если бы кризиса вообще не было.

Описываемый нами инерционный феномен не означает, что разрастание государства происходит только в периоды кризисов. Мы предполагаем, что на этапе докризисного нормального состояния государство также демонстрирует позитивные темпы роста. Это не только приводит к заметному разрастанию государства на протяжении стадии I; вероятно, в отсутствие кризиса этот процесс продолжал бы увеличивать его масштабы, как это показывает гипотетический сегмент BE’F’ на рисунке 1.

Как отмечает Эдвард Герман и признают многие другие ученые, тенденция к увеличению государства, «наблюдающаяся в течение многих десятилетий и во многих странах, несомненно представляет собой результат действия неких основополагающих общественных сил и требований основных групповых интересов» (Herman 1981: 299, 300)[5]. Сам по себе феномен кризисов не опровергает ни одного из вариантов гипотезы о том, что рост государства порождается некими постоянно действующими силами. Представленная здесь концепция не носит монокаузального характера.

Можно, однако, предположить, что кризисы не только приводят к необратимому увеличению подлинных размеров государства свыше того уровня, что мог бы быть достигнут исключительно за счет постоянно действующих факторов. Можно также утверждать, что кризисы влияют на действие этих постоянных факторов. В конце концов различие между временно и постоянно действующими силами носит скорее аналитический, чем сущностный характер; речь идет о категоризации каузальных факторов с точки зрения длительности их действия, а не характера их самих или способов их функционирования.

Можно представить себе, что если бы кризисы не разрушали некоторые из препятствий на пути неуклонного роста государства, постоянно действующие силы могли бы в какой-то момент утратить способность поддерживать увеличение его подлинных размеров. Так, некоторые ученые утверждают, что высокий уровень налогов, существовавший во время мировых войн, «подготавливал» граждан к гигантским поборам, необходимым для финансирования разрастания «социального государства» после 1945 года (Bennett, Johnson 1980: 70–72; Dye 1975: 197–199; Piven, Cloward 1982: 133). В рамках подобного сценария гипотетическая траектория роста в отсутствие кризиса вполне возможно совпадала бы на рисунке 1 не с BE’F’, а с BF”. Возможно, кризисы необходимы для поддержания жизнеспособности процесса постоянного, как косвенно допускают многие аналитики, роста государства.

Независимо от того, считаем ли мы, что кризисы играют последнюю, весьма важную, или первую, не столь мощную, но все равно значительную, роль, любой анализ инерционного феномена должен давать ответ на два вопроса. Во-первых, почему государство так внезапно и резко увеличивается на этапе II, особенно если кризис принимает форму мобилизации ресурсов для ведения войны? Мало кто из исследователей всерьез рассматривал этот вопрос; большинство просто предполагает, что в таких условиях государство должно быстро расти. При этом, полагают они, государство должно не только выполнять свои традиционные функции, такие как оборона страны, в больших масштабах, но и — и это куда важнее — что оно должно расширять сферу своих фактических полномочий, например, заменяя в какой-то степени рыночную экономику командной.

Есть, однако, основания полагать, что это предположение неверно. Тщательное изучение данного вопроса позволяет не только пролить свет на действие инерционного феномена: оно проясняет и сам характер государства в условиях современной представительной демократии. А вот второй вопрос: почему «отступление» на этапе IV носит лишь частичный характер? Изучение этого вопроса также может многое сказать о характере современной политэкономии и, конкретнее, о воздействии изменений в идеологической сфере на разрастание подлинных размеров государства.