Кризис европейского университета и российская философия
В этой ситуации можно писать петиции в защиту РГГУ, требовать обоснований министерского решения и готовить свои контраргументы. Беда только в том, что все эти ходы заведомо слабы: сокращение бюджетных мест на гуманитарных специальностях – отражение общей тенденции. Причем тенденции, порожденной не произволом российской власти, а общим отношением к гуманитарному образованию. На вопрос "зачем учиться?" теперь отвечают как угодно, но только не естественными для прошлого словами "чтобы знать". Теперь на гуманитарных факультетах учатся, чтобы не попасть в армию, оттянуть взросление, повысить шансы на получение хорошей работы, исполнить родительские мечты, расширить кругозор и круг общения. Знание как таковое уходит из круга высшего гуманитарного образования, и университеты прекрасно приспосабливаются к текущей ситуации, предлагая фантастические с точки зрения прошлого специальности типа рекламы, менеджмента, искусства по связям с общественностью, конфликтологии, культуры чего угодно и теории всего подряд. Зачем в этой ситуации традиционные дисциплины и особенно философия, настаивающая на собственной бесполезности? Этот вопрос задается сейчас везде – не только в России.
Единственное, о чем действительно имеет смысл спросить сегодня именно у российского министерства, так это о причинах дискриминации философии. Сокращение бюджетных мест намечено по всем гуманитарным специальностям, но бюджетную философию почему-то уничтожают вовсе. Не знаю, что ответит на этот вопрос министерство, но можно предположить, что здесь оно действует просто по исторической инерции.
Университетской философии в России никогда в собственном смысле не существовало, и как только ее ростки начинали появляться на новоучрежденных факультетах, эти факультеты тут же закрывали. В 1850 году министр просвещения Ширинский-Шихматов закрыл философские факультеты в Петербурге и Москве, и его коронная фраза о том, что "польза философии не доказана, а вред от нее возможен" вполне приложима и к следующему по времени закрытию философского факультета в Петрограде в 1922 году – после высылки парохода с преподавателями за границу. Последующее возникновение университетской философии в сугубо идеологическом статусе тоже правильнее было бы считать формой ее уничтожения – именно на этом этапе и распространилась в СССР мудрость завхоза, с которой я начала. Теперь, очевидно, пришло время нового закрытия: пользу от своих изысканий философия сама сегодня с готовностью отрицает, вред же от нее очевиден. Он имеет конкретное денежное выражение.
История борьбы с философией в России отличается гладкостью и непрерывностью. Забавно, что финал этой сугубо частной истории хронологически совпадает с финалом университета как такового. Западный университет долго шел к собственному концу, многообразно меняясь и развиваясь, а российский (как минимум по части философии) попал туда – по историческим меркам – едва ли не сразу. Этот головокружительный пируэт каким-то зловещим образом напоминает изобретение предыдущего могильщика российской философии, Ленина.
Когда Ленин адаптировал революционную теорию Маркса под условия родных осин, ему пришло в голову заявить, что Россия перешла от феодализма к империализму, минуя капитализм, чем и обосновывалась возможность пролетарской революции в этой почти лишенной пролетариата стране. После чего революция стремительно уничтожила то, чего не было, – капитализм. С "нормальной" университетской философией в России сейчас происходит нечто похожее: едва установившись, она достигла высшей степени неприкаянности, характерной для классического западного университета. И, видимо, опять обречена – так и не состоявшись.
Ольга Серебряная