Цена иммерсивности

Абрамс писал через несколько лет после национальной переписи еврейского населения 1990 года, согласно которой доля смешанных браков впервые перевалила за 50%. Он ссылался на демографов, которые в конце 1980‑х годов насчитывали в США 5,7 млн евреев, и отмечал, что до 2020 года это число упадет еще на 1 млн. Абрамс утверждал, что перед лицом надвигающейся «демографической катастрофы» бесполезно придерживаться стратегии преемственности, основанной на поддержании контактов со смешанными семьями, или говорить об общей культуре и этнической солидарности. Единственный путь вперед для американских евреев — это путь религиозного возрождения. «Как этническое, культурное или политическое целое они обречены… Американское еврейство выживет в качестве религиозной общины или не выживет вообще».

Игнорируя совет Абрамса и его единомышленников, многие синагоги и еврейские организации ответили на растущий процент смешанных браков тем, что открыли свои двери для смешанных семей. Реформистское движение взяло на вооружение политику «бесстрашного гостеприимства», позволив реформистским раввинам заключать браки между евреями и неевреями, а консервативные синагоги стали принимать в свои общины смешанные семьи. Крупные филантропы активно вкладывались в программы, обращенные к самым широким кругам еврейского населения, вроде Birthright Israel, Moishe House или and OneTable. В результате, как показывает исследование, которое мы провели с коллегами из Университета Брандейса, дети из смешанных семей, выросшие в 1990‑х и 2000‑х годах, гораздо чаще, чем раньше, получали еврейское образование и с большей вероятностью идентифицировали себя как евреи во взрослом возрасте.

В целом, более высокая доля детей от смешанных браков, считающих себя евреями, привела к неожиданному результату — росту численности еврейского населения. По данным Исследовательского центра Пью (и некоторым другим оценкам), в течение первых двух десятилетий XXI века еврейское население США увеличилось и к 2020 году достигло 7,5 млн. Математика довольно проста: при равных условиях смешанные браки приносят вдвое больше новых семей, чем браки внутри еврейской общины, а следовательно, вдвое больше потенциальных еврейских детей. Конечно, условия неравны, но, когда число детей из смешанных семей, остающихся евреями, превысило порог в 50%, как это произошло в 2000‑х, нетто‑эффектом стал рост еврейского населения.

В своей новой книге «Если захотите: Восстановление еврейского народа в XXI веке» (If You Will It: Rebuilding Jewish Peoplehood for the 21st Century) Абрамс называет эти цифры математически точными, но по большей части бессмысленными. Он обращает внимание на то, что в оценку Исследовательского центра Пью входят 1,5 млн взрослых людей, назвавших себя евреями, не придерживающимися никакого вероисповедания, — людей, которые описывают свою религиозную принадлежность «атеист, агностик или никто конкретно», но считают себя евреями по культурному, этническому или семейному происхождению, обычно поддерживающими слабые связи с еврейской общиной. Сюда также вошли 600 тыс. детей, которых воспитывают вообще вне религии или в комбинации религиозных верований. «Сегодняшняя еврейская община — это община, формирующаяся намеренно и состоящая из людей, сознательно выбравших принадлежать к ней». А число таких индивидов и семей, по мнению Абрамса, снижается. Несмотря на номинальный рост, демография представляет собой «историю утраты, а не историю жизненной силы».

У меня этот нарратив демографического упадка вызывает сомнения, и я думаю, что Абрамс недооценивает достижения, которых удалось добиться еврейским общинам благодаря стратегиям привлечения и инклюзии. Эти усилия несомненно содействовали росту населения, как бы его ни измерять (например, число «евреев по вероисповеданию», по оценкам центра Пью, выросло с 5,1 млн в 2013 году до 5,4 млн в 2020 году). Тем не менее Абрамс прав в том, что все больше еврейских детей растет в семьях, слабо связанных с еврейством, и получает очень ограниченное еврейское образование. Как добраться до этих детей — критический вопрос для лидеров американского еврейства, деятелей образования и филантропов.

Абрамс наиболее широко известен благодаря своей деятельности в роли эксперта по внешнеполитическим вопросам. В таком качестве он играл ключевую роль в администрации Рейгана и Буша и во время первого срока Трампа. Но он всегда принимал активнейшее участие в еврейской общинной жизни и сегодня возглавляет влиятельный фонд «Тиква» , действующий в сфере еврейского образования, так что его позиция по этому вопросу чрезвычайно актуальна.

Как намекает напоминающий о Герцле заголовок, «Если захотите» содержит амбициозный проект, который, по мнению автора, позволит привлечь молодое поколение американских евреев, растущих преимущественно в светских и сильно ассимилированных семьях. Абрамс считает, что религиозный подход, за который он выступал в «Вере или страхе», больше не работает. Волна секуляризации, пронесшаяся по американскому обществу, захватила и евреев. Иудаизм стал для молодых евреев не столько дорогой преемственности, сколько «препятствием на пути». Людям, которых волнует преемственность еврейской культуры, нужна стратегия привлечения «нерелигиозных евреев и тех, кто считает себя принадлежащим к иудейскому вероисповеданию, но не практикует эту религию активно». Абрамс рекомендует сосредоточить эту новую еврейскую стратегию преемственности вокруг культивирования идеи еврейского народа.

Если молодые евреи, даже те, кто не ведет традиционный еврейский образ жизни, считают себя частью еврейского народа, «коллектива», который существовал тысячелетиями и будет существовать всегда, а географически охватывает еврейское государство и все еврейские общины по всему миру, их собственная еврейская идентичность может укрепиться в значительной мере и навсегда.

Такого рода еврейская идентичность некогда подпитывалась обычной структурой повседневной жизни. В качестве примера Абрамс вспоминает собственное детство:

«Мощная еврейская идентичность была естественной для детей и внуков иммигрантов, живших в густонаселенных еврейских районах и внутри еврейской сети социальных связей; еврейство было повсюду. Когда я был ребенком, мы каждое воскресенье обедали вместе с бабушкой и дедушкой, которые сами были иммигрантами, а также со всеми моими дядями, тетками и двоюродными братьями и сестрами. Все жили в одном городе, все соблюдали дома кашрут, и все много говорили на идише. Детство моих собственных детей и внуков — и детство их двоюродных братьев и сестер и друзей‑евреев — проходило в Америке совсем иначе».

Как могут еврейские дети и подростки ощутить жизнь еврейского коллектива в постэтнических Соединенных Штатах, где евреи рассеяны среди нееврейского большинства? Ответом на этот вопрос, по мнению Абрамса, служат иммерсивные еврейские практики, воспроизводящие ритмы еврейского хронотопа, с которыми большинство молодых евреев больше не сталкивается в естественной среде. В число подобных целенаправленно сформированных общин входят коллективы, образующиеся в еврейских школах, лагерях и на программах знакомства с Израилем, и Абрамс посвящает значительную часть своей книги изучению того, как сделать этот опыт доступным большему числу детей и подростков.

Во всех этих коллективах Абрамс призывает сосредоточить особое внимание на Израиле — «центре мировой еврейской жизни» и все более важном источнике поддержания еврейской идентичности в США. По мнению Абрамса, американское еврейство находится на пути к тому, чтобы стать сателлитом Израиля, и ему потребуются тесные связи с еврейским государством, чтобы выжить и добиться процветания в будущем.

Конечно, программы иммерсивного еврейского опыта, который пропагандирует теперь Абрамс, включая школы, лагеря и молодежные поездки в Израиль, уже довольно давно привлекали значительные инвестиции со стороны благотворителей и общинных структур. Повышение доступности этих программ и их вывод на новый количественный уровень должны стать общинным приоритетом, но в то же время эта стратегия сопряжена с очень серьезными проблемами.

Первая из них — это деньги. Иммерсивный опыт по определению стоит дорого. Обучение в еврейской школе стоит от 30 до 40 тыс. долларов в год (классическая академия «Эмет», недавно основанная фондом «Тиква» на Манхэттене, стоит больше 40 тыс. долларов). Хотя школы предлагают стипендии и изо всех сил стараются оставаться доступными, большинство семей, отдающих туда детей, тратит бесконечно много денег на обучение начиная с детского сада и заканчивая колледжем.

Абрамс приводит ряд стратегий, позволяющих снизить расходы на школы, включая стипендиальные фонды для людей среднего достатка, «особое ценообразование» для первого года и семейные лимиты, обусловленные доходом семьи. Он также решительно заявляет, что американские евреи должны пересмотреть свои традиционно негативные взгляды в отношении финансирования секторального образования за счет налогоплательщика. Это неплохие идеи, но вряд ли они снизят расходы до такой степени, чтобы пробиться к более чем 90% неортодоксальных семей, которые не записывают детей в еврейские школы.

Летние лагеря, которые Абрамс называет более дешевой альтернативой еврейским школам, также чаще всего стоят дороже, чем могут себе позволить семьи со средним доходом. В зависимости от длины смены отдых в летнем лагере стоит примерно от 6 до 13 тыс. долларов. Стипендиальный фонд, который упоминает Абрамс, покрывает всего 1,5 тыс. долларов, и только на первый год пребывания в лагере. Высокая стоимость еврейского образа жизни для очень многих людей служит причиной отказа от активного участия в жизни еврейской общины. Абрамс прекрасно знает, что легких решений тут нет.

Другой проблемой является сам Израиль, который служит источником разногласий среди американских евреев, и Абрамс, кажется, преуменьшает его значение. Хотя текущая война в Газе заставила многих американских евреев активно выступить на стороне Израиля, она также послужила катализатором антисионизма в левом политическом лагере, и по мере того как война продолжается центристы испытывают все больший дискомфорт. Этот раскол, вероятнее всего, только усилится за время каденции Трампа, что еще больше затруднит попытки апеллировать к Израилю как к ресурсу для еврейской жизни в Америке.

Центральная роль, которую Абрамс отводит Израилю в возрождении еврейского национального самосознания, вызывает глубокую озабоченность. Если американская еврейская община будет превращаться просто в сателлит Израиля, она мало что сможет предложить, кроме дипломатии и филантропии. И все же в прошлом Израиль прибегал к помощи активной либеральной еврейской общины США, чтобы укрепить собственные либеральные политические институты и обогатить свою религиозную и культурную жизнь. Можно сказать, что сегодня он нуждается в такой поддержке больше, чем когда‑либо.

Американские евреи проявляют все больше беспокойства и утрачивают ориентиры. Их уверенные позиции в Демократической партии, в университетах и в искусстве, мягко говоря, пошатнулись. Религиозные учреждения, структуры дополнительного образования и федеральная организация, формировавшиеся в другие времена, явно устаревают. И произраильский консенсус изрядно поколебался. И все же американская еврейская община обладает численностью, деньгами и творческим потенциалом. Как она использует эти активы для возрождения и что из этого получится — вопрос открытый.

Элиот Абрамс (Elliott Abrams), Jewish Review of Books