You are here

Советская синагога: страницы истории «Натива»

Несмотря на стремление советских властей ограничить контакты с советскими евреями, всё же было в СССР одно место, куда израильтяне могли ходить по праву и где они получали возможность прямых контактов с евреями. Речь идет о синагогах, которые, несмотря на десятилетия антирелигиозных гонений, все еще продолжали действовать в крупных населенных пунктах Советского Союза.

Сегодня, чтобы получить достоверную информацию об Израиле, достаточно посетить Израильский культурный центр «Натив», или, не выходя из дома, просто зайти на страничку Центра в социальных сетях. Но шесть десятилетий назад, такое по известным причинам, было невозможно. Поэтому посланникам «Натива» приходилось много ездить по Советскому Союзу и странам Восточной Европы, встречаясь с евреями и рассказывая им об Израиле.

Израильские радиотрансляции «Голоса Сиона Диаспоре» и «Голоса Израиля» на советский блок были только в самом начале своего пути, но, как и любые западные трансляции, нещадно глушились. Поэтому ничто не могло заменить живого человеческого общения. В публичных местах израильтяне держали в руках газеты на иврите, сумки национальной авиакомпании «Эль Аль» или судоходной компании «ЦИМ» с ивритскими надписями. Тем самым они привлекали к себе евреев, завязывали беседы и начинали общение. Причем, неважно, где это происходило: в театре, на улице или, даже, на пляже морского курорта.

Будучи единственным, официально дозволенным в СССР выражением принадлежности к еврейскому народу, синагоги привлекали не только представителей старшего поколения, еще помнивших, что такое еврейская община и традиция, но и молодежь, которая с постоянным усилением советского антисемитизма все больше и больше обращалась к своей еврейской идентичности. Не зря, с середины 1960-х годов празднование Симхат Тора стало самым массово отмечаемым еврейским праздником в СССР. Причем, не только среди евреев, придерживавшихся традиции.

Подобное происходило и среди посланников «Натива», большинство из которых в те годы принадлежало к социалистическому направлению сионистского движения. В Израиле визит в синагогу был для них событием из ряда вон выходящим. Однако, как позже вспоминали многие из них, будучи заграницей, они старались посещать синагогу хотя бы один раз в неделю в субботу, и уж, конечно, по всем праздникам. Понятно, не по религиозным причинам – каждый такой визит позволял им общаться с евреями. А евреям – с израильтянами.

Но и в синагоге советские власти старались ограничить эти контакты. Прихожанам синагоги строго воспрещалось общаться с иностранцами (запрет, который многие успешно игнорировали). В своей книге об легендарном израильском парашютисте времен Второй мировой войны, а позже одним из основателей «Натива», Йешаяху (Шайке) Дане, известный израильский публицист Амос Эттингер описал следующий диалог между израильским послом в Москве и представителем советского МИДа:

– Почему вы все время ходите в синагогу, ведь вы же абсолютно нерелигиозны? – с раздражением спросил его высокопоставленный советский чиновник. – Если вам так уж необходимо молиться, мы отведем вам для этого особое место и будете там молиться сколько вашей душе угодно.

– Гитлеру тоже мешало, что евреи молятся вместе. Он начал с изоляции евреев, а потом послал их в лагеря уничтожения. Если вы попытаетесь изолировать нас от молящихся в синагоге, мы предадим это дело огласке и поднимем против вас мировое общественное мнение, – решительно парировал посол. По-видимому, такая резкая отповедь произвела впечатление, и советские власти больше не поднимали этот вопрос».

И хотя вопрос посещения синагог больше не поднимался, в московской хоральной синагоге на улице Архипова (сегодня – Спасоглинищевский переулок) все-таки для израильтян, как и грозил советский чиновник, был отведен специальный «загон», доступ куда для советских евреев был ограничен. Подобная «израильская секция» была создана и в женском отделении синагоги.

Когда и эти ограничения перестали работать, в Главный раввинат Израиля посыпались гневные жалобы со стороны «групп верующих евреев СССР» на «недостойное поведение израильских представителей в божьих домах». Как свидетельствовал позже Шайке Дан, отвечавший среди прочего за деятельность организации за «железным занавесом», после очередной такой жалобы его вызвал премьер-министр Леви Эшколь и спросил, с долей известного на всю страну «эшколевского» цинизма: «Шайке, ну хоть когда-нибудь твои парни могут прийти в синагогу для того, чтобы просто помолиться?».

Нередко уже сам вид израильтян приводил прихожан синагог в воодушевление. Причем, не только вид сотрудников израильской дипломатической миссии. Так, например, в ходе VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, проходившего в Москве летом 1957 года, члены израильской делегации были частыми посетителями московской хоральной синагоги. В ней они общались с тысячами евреев, специально пришедшими в синагогу, чтобы посмотреть на израильтян. Постепенно, посещение синагог стало обязательным пунктом в программе визита всех израильских официальных делегаций: спортивных, общественных и культурных. Исключением являлись только делегации компартии Израиля.

Именно поэтому советские власти пытались максимально ограничить контакты евреев с израильтянами, усложняя личные, пусть даже порой и мимолетные, встречи. Но это не мешало евреям поддерживать связи с израильтянами посредством записок, как переданных из рук в руки, так и незаметно вложенных в карманы плащей или пиджаков израильтян. Посланники «Натива» вспоминали, что после каждого визита в синагогу, они находили в своих карманах десятки маленьких записок.

О чем же писалось в этих записках? Их содержание можно разделить на три основных типа.

1. Поиск пропавших на войне родственников. У многих советских евреев все еще оставалась надежда, что проживавшие на оккупированных фашистами территориях родственники сумели спастись и, в конце концов, добрались до Израиля. После создания Израиля и, главным образом, после восстановления дипломатических отношений с СССР во второй половине 1953 года, советские евреи передавали сотрудникам посольства записки с именами родственников. Рассчет состоял в том, что имена будут отправлены в соответствующие израильские организации, которые сумеют разыскать их родных. Достаточно часто такие попытки оказывались удачными и разорванные войной связи восстанавливались. Были евреи, знавшие о родственниках в Израиле, но боявшиеся открыто поддерживать с ними контакты – в сталинские времена за это полагался тюремный срок. И они использовали записки, чтобы отправить родным весточки, которые невозможно было передать открыто.

2. Получение «вызова». Выезд из СССР был ограничен: страна победившего социализма не могла позволить своим гражданам покидать советский рай. Единственным возможным способом попытаться легально покинуть страну были так называемые «вызовы» – приглашения от близких родственников переехать к ним для постоянного проживания в рамках воссоединения семей. Такие родственники были далеко не у всех, поэтому в оставляемых израильтянам записках просили прислать «вызов» от однофамильцев, в почти тщетной надежде, что на его основании будет позволено выехать из СССР.

3. Третью, значительную группу записок составляли просьбы получить какой-нибудь израильский сувенир (значок, ручку, брелок, цепочку с Маген Давидом – Звездой Давида) или предмет религиозного культа: молитвенник, тфилин, талит (талес), четыре вида традиционных растений на праздник Суккот и т.п.

Все эти просьбы посланники «Натива» старались выполнить по мере своих возможностей. Раз в несколько месяцев в штаб-квартиру организации в Тель-Авиве приходил доклад из представительства «Натива» в одной из стран Восточной Европы с просьбой пополнить запас необходимых предметов и отчетом о количестве розданного.

Так, например, в докладе, отправленном из Москвы в октябре 1963 года, посланники «Натива» сообщали, что за время еврейских праздников (сентябрь-октябрь) ими было роздано:

  • 32 Пятикнижия (Тора) в переводе на русский язык и 63 Пятикнижия без перевода
  • 603 молитвенника с переводом на русский и 170 с переводом на грузинский языки
  • 33 пары тфилин
  • 285 талитов
  • 1350 израильских значков
  • 450 израильских брелков
  • 430 цепочек со Звездой Давида
  • 280 закладок для книг
  • 407 блоков израильских сигарет

 

В вопросах религиозной тематики «Натив» активно сотрудничал с Главным Раввинатом Израиля, который не только отвечал на кляузы «возмущенных советских евреев», но и помогал в организации пересылки в страны Восточного блока предметов религиозного культа. Когда в начале 1960-х годов в СССР ввели ограничения на выпечку мацы, Главный Раввинат Израиля, совместно с «Нативом», организовали ее отправку общинам и отдельным евреям, которые как с помощью записок посланникам «Натива» в СССР, так и напрямую просили получить все необходимое для праздника Песах. Подобное имело место и в дни праздника Суккот, когда советские еврейские общины нуждались в получении ритуальных цитрусов-этрогов и пальмовых ветвей.

Посланники «Натива» посещали синагоги не в одиночку. Нередко они приводили своих детей, которым в синагоге отводилась особая роль. Орит Шарет, внучка второго премьер-министра Израиля Моше Шарета, находилась в СССР в 1960-1961 годах вместе со своими родителями Яковом и Риной и старшим братом Йорамом. Яков, будучи посланником «Натива», каждую субботу и в праздники отправляясь в синагогу, часто брал с собой детей. В 1988 году Орит издала в Израиле книгу «В чужой стране», где в художественной форме поделилась впечатлениями о жизни в Москве шестилетней израильской девочки. Вот что говорил ей с братом отец перед тем, как отправиться в синагогу: «Вы ведь знаете, что евреям в СССР нельзя учить иврит, нельзя учить Танах. У них нет еврейских школ. Поэтому, очень важно, чтобы они увидели вас, детей, говорящих на иврите, детей из Израиля, страны в которую они так хотят попасть».

Однако дети израильтян не только служили «ходячей пропагандой сионизма». С их помощью советские евреи получали то, что сотруднику посольства было трудно им передать. Орит вспоминает, как на праздник Пурим она пришла в синагогу с трещоткой, которую принято с шумом вертеть, когда во время чтения Свитка Эстер упоминается имя злодея Амана. Орит начала крутить трещотку, но сразу же кто-то из евреев выхватил ее из рук девочки и скрылся в толпе прихожан. Родители поспешили успокоить плачущего ребенка, что так и должно быть. Они дали ей другую трещотку, которую вскоре постигла судьба предыдущей.

Йорам, старший брат Орит, прошел более серьезное испытание. Он рассказал мне, что при первом посещении синагоги отец накинул на его плечи талит. Йорам, которому тогда едва исполнилось двенадцать лет, по обычаям ашкеназских евреев не должен был носить это молитвенное облачение. Йорам очень удивился, но отец сказал, что так надо, и мальчик решил не спорить. В какой-то момент, во время молитвы Йорам почувствовал, что талит тянут с его плеч. Он, конечно, стал сопротивляться. Но чем больше он сопротивлялся такой наглости, тем сильнее неизвестный воришка старался талит отобрать. В какой-то момент отец, Яков Шарет, обратил внимание на эту борьбу и, ткнув сына локтем в бок, велел прекратить сопротивление. Мальчик был возмущен, но подчинился. Яков сразу же достал из сумки новый талит, однако, через несколько минут Йорам почувствовал, что кто-то пытается стащить и его. Отец уже был наготове, велел сыну стоять молча и положил на его плечи новый талит. До конца молитвы эта сцена повторилась несколько раз. Только по дороге домой Яков объяснил сыну, что таким образом евреи могут получить молитвенное облачение, которое невозможно достать в Советском Союзе.

Шмуэль Коэн, двенадцатилетний сын посланника Натива Авраама Коэна (в будущем председателя израильского Союза инвалидов и ветеранов второй мировой войны), вспоминал, что во время молитвы отец часто отсылал его на второй этаж синагоги, к маме, сидевшей в женском отделении. При этом он засовывал в карманы пальто Шмуэля несколько молитвенников или еврейских календарей. Когда мальчик доходил до женского отделения, карманы его были пустыми. Спустя некоторое время мама отправляла Шмуэля назад, к отцу, тоже положив ему в карманы молитвенники или календари. И они точно также исчезали по дороге. За время утренней молитвы Шмуэль проделывал этот путь три-четыре раза, помогая десяткам евреев обзавестись тем, что в Советском Союзе достать было просто невозможно.

У Шмуэля Коэна особая роль в истории московской синагоги и в истории «Натива» в Восточной Европе. В ноябре 1966 года ему исполнялось тринадцать лет, и родители решили устроить мальчику торжественную церемонию бар-мицвы (еврейского совершеннолетия). Но не в своей квартире или в помещении посольства, а в главном зале московской хоральной синагоги. Такую церемонию планировали за пять лет до этого провести Йораму Шарету. Но в июле 1961 года его отец стал жертвой провокации КГБ и был выслан из СССР, поэтому бар-мицву Йорама в московской синагоге пришлось отменить.

К церемонии подошли основательно, приготовив все необходимое. Руководитель представительства «Натива» в СССР Давид Бартов (в 1986-1992 годах – глава «Натива») даже написал в Тель-Авив письмо, в котором попросил прислать три килограмма конфет в «национальной израильской обертке». Конфеты предназначались, чтобы в соответствии с традицией, бросать ими в мальчика после того, как он, стоя на «биме» (возвышение в центре синагоги) завершит чтение отрывка из недельной главы Торы. Понятно, что три килограмма для этой цели были совершенно излишни, конфеты в «национальной израильской обертке» должны были достаться как можно большему числу прихожан, которые будут на тот момент в синагоге.

А их оказалось более чем достаточно. В субботу, 12 ноября 1966 года главный зал московской хоральной синагоги был заполнен больше, чем в Йом Кипур. Все пришли посмотреть на чудо – первую за десятилетия публичную церемонию бар-мицвы. Спустя много лет Шмуэль вспоминал, что хотя он, как и полагалось, сильно волновался, но осознавая всю важность момента понимал, что на «бима» синагоги стоял не только он, «но и все дети Израиля, во имя всех еврейских детей СССР, которые после революции не имели возможности отпраздновать бар-мицву». Не обошлось и без неожиданного «прокола»: Шмуэль вдруг понял, что, они с отцом учили не ту главу Торы. Но иврит был родным языком Шмуэля и зная, как правильно читать Тору, он справился с ответственной задачей. После этого он запел израильские песни, подобранные отцом. «Совершенно случайно» они все, как на подбор, оказались патриотически сионистскими.

Разумеется, эта деятельность не ускользала от недремлющего ока советской охранки. Вот отрывок из справки о деятельности израильтян в СССР, подготовленной в конце 1961 года Вторым Главным управлением КГБ. Справка достаточно точно отражает все виды деятельности посланников «Натива» в синагогах, и эта поддержка связи между представителями еврейского государства и евреями за «железным занавесом», десятилетиями насильно оторванными от своего народа, расценивается крайне негативно: «Для расширения контактов с еврейским населением и, особенно, с националистическими и сионистско-клерикальными элементами, израильтяне активно используют синагоги, условия которых весьма благоприятны для осуществления как легальных, так и зашифрованных встреч со своими доверительными связями, пропагандирования сионистской идеологии, распространения националистической и религиозной литературы, различных предметов религиозного обихода, сувениров и т.д.».

Кроме израильского раввината, «Натив» активно сотрудничал и с религиозным движением Хабад. Седьмой Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон поддерживал контакты с руководством «Натива», посредством которого часто переправлял в СССР литературу, жизненно необходимую для своих хасидов. Вот как описывается деятельность представителей «Натива» в Москве, поддерживавших связь с местными хабадниками, в главе «Сын легенды» (журнал «Лехаим», 2022) книги Давида Шехтера «Солдаты на переправе-2». Один из ее героев – Моше (Мейшке) Каценеленбоген долгое время был тем, кто, рискуя свободой, получал от представителей «Натива» в Москве посылки Ребе.

«Очень важной частью деятельности Мейшке во время проживания в Москве было получение «посылок» от израильских дипломатов. До лета 1967 года, когда СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем, в Москве находилось израильское посольство. Время от времени его сотрудники приходили в центральную синагогу на улице Архипова. Иногда приезжал и сам посол, если он сопровождал какого-нибудь высокопоставленного гостя-израильтянина или важного еврея из стран Запада. За ними в синагоге присматривала не одна пара глаз, поэтому даже перемолвиться с гостями было опасно. Но со временем сотрудники посольства и Мейшке с товарищами разработали схему безопасной передачи «посылок». Израильтянин подавал незаметный для других знак – то ли улыбался, то ли подмигивал и косил глазами в сторону двери. Убедившись, что сигнал получен и понят, он выходил из зала и отправлялся в туалет. По дороге, в условленном месте или прямо у двери туалета он оставлял «посылку» и возвращался в зал. Следовавший за ним на безопасном расстоянии Мейшке или кто-то из его команды, подбирал «посылку» и немедленно покидал синагогу.

В «посылке» содержались важные для хабадников вещи, присылавшиеся в посольство нью-йоркской канцелярией Ребе. Как правило, это были новые «майморим» Ребе (выступления Ребе, в которых он анализировал и толковал учение хасидизма) – жизненно необходимая для любавичских хасидов духовная пища, позволявшая им продолжать изучение хасидизма на актуальном этапе, чувствовать свою непосредственную связь и с Ребе, и с другими хабадниками, изучавших во всем мире те же самые «майморим». Значение их для хасидов, живших в СССР, было сложно переоценить. Содержимое «посылки» тут же переписывали и копии рассылали в подпольные хабадские общины Ленинграда, Риги, Самарканда, Горького, Черновцов и других городов.

Дополнительная возможность передачи «посылки» появилась в шестидесятые годы вплоть до завершения деятельности в Москве израильского посольства. Семьи хабадников пусть и в крохотном количестве, начали получать разрешение на выезд из СССР. Уезжали они только из Москвы, и посол Израиля лично приезжал проводить их на вокзал.

У него были две цели: убедиться, что семья уехала без проблем, и передать очередную «посылку». Несколько раз, когда выезжавшие были родственниками Мейшке, он тоже приходил на вокзал. Понятно, что и здесь все просматривалось и прослушивалось КГБ, но у Мейшке на случай допроса было алиби – пришел попрощаться с родичами. Посол или кто-то из сопровождающих его подавали Мейшке знак, что есть «посылка». Выходя из здания вокзала ее клали в условленном месте и Мейшке забирал «посылку». В одной из них оказались новенькие хабадские сидуры «Техилат Ашем» (молитвенники) карманного размера – невиданная редкость и ценность для хабадников СССР. И уж совсем неожиданным, сказочным подарком оказались первые четыре тома «Ликутей сихот» – книг, содержавших выступления Ребе.

Наиболее часто используемым способом была передача «посылки» в метро. В условленное время и на условленной станции Мейшке заходил в вагон и протискивался к сотруднику посольства. В толпе и толчее метро незаметно передать Мейшке пакет, завернутый в газету, было легко и безопасно. Взяв пакет, Мейшке выходил на ближайшей остановке, поднимался из метро, брал такси и уезжал. А сотрудник посольства оставался в вагоне и следовал дальше».

По существу, это был единственный канал, по которому в СССР поступала еврейская религиозная литература. Еще одним способом ее переправки были посланники Ребе, приезжавшие в СССР под видом туристов. Но их было чрезвычайно мало и за ними 24 часа в сутки следовала такая плотная слежка, что передать что-то местным хабадникам было почти невозможно. Поэтому вплоть до самого закрытия посольства сотрудники «Натива», работавшие в нем, выполняли совершенно исключительную, уникальную роль. И место встречи – в синагоге, изменить, действительно, было нельзя.

Д-р Нати Канторович

Фото: Голда Меир, посол Израиля в СССР, в 1948 году возле синагоги в Москве.