Социальные и политические аспекты «эфиопского скандала» в Израиле
Естественно, не обошлось без ответных акций: на следующий день после нашумевшей информации ИТВ в Кирьят-Малахи собрались несколько тысяч выходцев из Эфиопии с тем, чтобы выразить протест против «унизительного», как они выразились, отношения к представителям их общины. Неделю спустя аналогичная демонстрация прошла возле здания кнессета в Иерусалиме, в которой помимо репатриантов из Эфиопии приняли участие и сочувствующие им представители других общин, в том числе либерально настроенной ашкеназской молодежи. С резкой реакцией выступили мэр Кирьят-Малахи Моти Малка (который даже заявил, что городская администрация подаст судебный иск против членов районного комитета и всех жильцов, подписавших соглашение, дискриминирующее «эфиопов») и его коллеги из других городов. С немедленным и решительным осуждением произошедшего также выступили президент Израиля Шимон Перес и премьер-министр Биньямин Нетаниягу. Параллельно в дело вступил юридический советник правительства Йегуда Вайнштейн, который распорядился начать уголовное расследование по этому делу; с аналогичным требованием выступила также министр культуры и спорта Лимор Ливнат.
Понятно, в теме «отметились» и политики разного толка, а также многочисленные представители разного рода правозащитных организаций. Именно в этот момент у ряда обозревателей стало складываться ощущение, что решение по существу данного конкретного, но постепенно теряющегося в потоке других новостей вопроса (чем должны были заняться и действительно занялись соответствующие инстанции) не является приоритетным для многих из этих лиц. Большинство из них, руководствуясь своей идеологической программой или политическими приоритетами, предпочли приложить усилия к смещению акцента на обсуждение более широкой темы «расовой дискриминации» в израильском обществе. В итоге обсуждение специфического и, несомненно, достойного порицания случая или случаев ксенофобии, которые, несмотря на все усилия, все еще имеют место в Израиле и иных местах (включая самые «политкорректные» западные общества), быстро перетекло в сугубо политическую плоскость.
Пикантности ситуации добавило то, что упомянутые в прессе факты дискриминации (в трактовке этих изданий) израильских «эфиопов» в большинстве случаев имели место в периферийных «городах развития» юга и Галилеи и экономически неблагополучных, по израильским понятиям, кварталах городских агломераций центра и севера страны. То есть в районах, преимущественно населенных представителями так называемого второго Израиля — потомками евреев — выходцев из мусульманских стран Северной Африки и Ближнего Востока, пик, иммиграции которых пришелся на 1948–1951 годы и лидеры которых представляют все эти годы именно эти общины в качестве жертв последовательной дискриминации со стороны «первого Израиля». (Речь идет о евреях ашкеназского, т.е. европейского и североамериканского происхождения, составляющих большинство израильского среднего класса и ядро культурного, политического и экономического истеблишмента страны.)
Хотя с тех пор в положении сефардов (восточных евреев) произошли существенные изменения и они уже четыре десятилетия широко представлены в кнессете, госаппарате, партиях, деловых кругах, профсоюзах и других правящих структурах страны, число тех, кто именно продолжающейся дискриминацией склонны объяснять все социальные и экономические проблемы этой группы, не уменьшается. Правда, сторонников подобного понимания несколько обескуражил тот факт, что на этот раз «дискриминируемые» потомки репатриантов сами выступили в качестве инициаторов дискриминации других репатриантов. В первый момент им сложно было ответить на замечание депутата кнессета Рони Бар-Она о том, что «против эфиопов оказались настроены не уроженцы страны, а те, кто сами когда-то пережили проблемы репатриации».
Эмоции и факты
Впрочем, выход из этого морального противоречия нашелся быстро — виновными во всем были объявлены не домовладельцы, а все тот же «жестоковыйный истеблишмент». Следующий ход уже не стал сюрпризом: представители ряда групп политических (в основном леворадикальных и социально-популистских) интересов прямо обвинили руководство страны в стремлении «повесить» решение проблем «одной социально слабой группы» (выходцев из Эфиопии) на другой социально слабый слой (сефардов). Некоторые пошли еще дальше, утверждая, что «ашкеназские элиты» чуть ли не натравливают «эфиопов» и «марокканцев» друг на друга, тем самым увековечивая статус обеих групп в качестве «граждан второго сорта».
Подобные настроения достаточно четко сформулировал один из активистов организации социальной и правовой защиты выходцев из Эфиопии, заявивший, что у него «претензии не к жертвам многолетней дискриминации, отказывающимся продавать или сдавать квартиры его сообщинникам, а только к правительству страны». Надо сказать, что такую версию оказались готовы «купить» и немало оппозиционных политиков, а также членов коалиционной партии сефардов-традиционалистов ШАС.
Пиком разгорающейся дискуссии стало прошедшее 11 января заседание парламентской комиссии по алие и абсорбции, посвященное проблеме сегрегации эфиопских евреев. Ряду депутатов от оппозиционных партий (среди которых выделялся член парламентской фракции партии Кадима, выходец из Эфиопии Шломо Мула) и приглашенных на заседание представителей правозащитных организаций в какой-то мере в очередной раз удалось, по замечаниям наблюдателей, увести дебаты от обсуждения сути событий в Кирьят-Малахи. Вместо этого объектом критики вновь стало правительство, которое, по словам выступавших, якобы «поощряет патронажное и высокомерное отношение к репатриантам из Эфиопии» и «сознательно игнорирует их проблемы».
Правительство, в лице присутствовавшей на том же заседании министра абсорбции Софы Ландвер («Наш дом — Израиль»), не осталось в долгу, отметив, что репатрианты из Эфиопии, при всех проблемах их интеграции, должны, тем не менее, испытывать благодарность Государству Израиль за все, что оно для них сделало. Причем в ходе начавшейся после ее заявления словесной перепалки Ландвер пояснила, что она имела в виду всех репатриантов, в том числе себя (репатриировавшуюся в Израиль в конце 70-х гг. из Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга). Это заявление министра породило новую волну общественной дискуссии: часть из ее участников поспешили обвинить Софу Ландвер в «высокомерном отношении к эфиопским евреям», а другие активно поддержали ее позицию.
Так кто же прав — представители правительства, по мнению которых государственные инстанции Израиля сделали для приема и интеграции выходцев из Эфиопии больше, чем для любой другой группы репатриантов за всю историю страны, или его критики, утверждающие обратное?
Обратимся к фактам. По данным ЦСУ Израиля, в 2011 г. в стране жили порядка 82 тыс. чел., родившихся в Эфиопии и покинувших эту страну после 1979 г., плюс более 40 тыс. детей, родившихся в амхароязычных семьях уже после репатриации их родителей. В 2000–2007 гг. среднее число репатриантов из Эфиопии составляло примерно 3 тыс. человек в год. В последующие годы эмиграция из Эфиопии резко сократилась, упав до абсолютного минимума в 240 чел. в 2009 г., после чего вновь выросла до 1676 чел. в 2010 и 2718 чел. в 2011 гг.
Все это сообщество выходцев из Эфиопии очевидным образом распадается на две этнокультурные группы. К первой, составлявшей абсолютное большинство в среде репатриантов 80-х – начала 90-х годов ХХ в., относятся эфиопские евреи-фалаши (так называемые бета-исраэль), на которых в 1977 г., на основании галахического постановления, которое в 1973 г. вынес тогдашний главный сефардский раввин Израиля Овадия Йосеф, был распространен израильский Закон о возвращении. (До этого момента израильский истеблишмент и большинство раввинов категорически возражали против предоставления бета-исраэль права на репатриацию в Израиль, а отдельные представители этой общины, прибывавшие в Израиль, для получения статуса новых репатриантов проходили гиюр.) В ходе двух операций — «Моше» (1984–1985) и «Шломо» (1991) община фалаша практически в полном составе была переправлена в Израиль.
Академические и прикладные исследования интеграции бета-исраэль, проведенные с 80-х годов по настоящее время, показали, что, несмотря на существовавшие сомнения и распространенные в обществе стереотипы, община евреев-фалашей абсорбировалась в Израиле сравнительно хорошо. Так, из обобщающего исследования, проведенного в 2010–2011 гг. авторитетным Институтом Брукдейл по заказу Министерства абсорбции, следует что, несмотря на значительный негативный разрыв между евреями, которые прибыли в Израиль из Эфиопии в 1979-1991 гг., и коренными израильтянами тех же возрастов, которые все еще остаются в ряде сфер, в других сферах, в том числе профессиональной занятости и образования, эти различия существенно меньше или вообще отсутствуют. При том что исследование зафиксировало сохранение немалых трудностей, с которыми по сей день сталкиваются выходцы из Эфиопии прежней волны, они демонстрируют высокий уровень социального оптимизма. Очевидно, что эта ситуация стала возможна вследствие программ массированной государственной поддержки интеграции эфиопских евреев в Израиле, которые, по мнению экспертов, доказали свою эффективность в плане сокращения социально-экономических различий между ними и коренным населением страны. Именно поэтому автоматическое зачисление всех давно живущих в стране репатриантов из Эфиопии (к которым явно принадлежит и тот глава семьи, кадровый служащий ЦАХАЛа, с отказа в съеме квартиры которой в Кирьят-Малахи и началась вся эта история) в «социально слабые слои населения», по мнению экспертов, далеко не всегда является корректным.
Вторая группа эмигрантов из Эфиопии, прибывших после 1994 г., в огромном своем большинстве состоит из представителей племени (или социально-кастовой группы) фалашмура, заявляющих о своем родстве с бета-исраэль, насильственно обращенными в христианство несколько поколений тому назад. В отличие от фалашей, фалашмура прибывают в Израиль не в качестве новых репатриантов, а в соответствии с Законом о въезде, условием чего является их декларированная готовность немедленно по приезде начать курс облегченного гиюра (перехода в иудаизм). При этом проблема фалашмура, которых Израиль считает себя обязанным принимать по моральным и политическим причинам, остается до сих пор открытой.
В Эфиопии, как пишет исследователь этого вопроса этнограф и публицист Велвл Чернин, «остается неподдающееся точному определению число лиц, причисляющих себя к фалашмура и требующих, чтобы их пустили в Израиль. Несмотря на то, что против привоза в Израиль фалашмура выступает значительная часть представителей общины бета-исраэль, и на то, что многие из требующих права на въезд в Израиль по-прежнему открыто исповедуют христианство, в адрес израильского правительства, которое недостаточно активно, по мнению активистов лобби в поддержку фалашмура, занимается перевозом в Израиль представителей этой группы, регулярно раздаются обвинения в расизме». В своем обзоре (частично опубликованном на этом сайте) Чернин цитирует израильского журналиста эфиопского происхождения Дани Абаба, мнение которого, опубликованное газетой «Едиот ахронот» в 2007 г., позволяет ощутить остроту полемики по данному вопросу. По мнению журналиста, «история с фалашмура — это самая большая ложь в истории эфиопских евреев. Наша община стала заложницей благодаря американским евреям, которые хотят устроить «примирение» с черными афроамериканцами на фоне нанесенных им обид. Мы, эфиопские евреи, служим разменной картой в этой теме».
Как бы то ни было, правительство Израиля и Еврейское агентство неоднократно пытались поставить точку в этой истории, определив какое-то конечное число фалашмура, подлежащих иммиграции, и ликвидировать временные лагеря в Эфиопии, которые постоянно наполняются гражданами этой страны, требующими предоставить им возможность перебраться в Израиль. В соответствии с решением правительства Израиля от 14 ноября 2011 г., очередная группа в 7846 чел., находящихся в списке ожидающих репатриации в лагере Гундар в Эфиопии, должна быть переправлена в Израиль в течение трех лет, после чего предполагается «закрыть тему».
Что касается абсорбции фалашмура в самом Израиле, то в отличие от эфиопских евреев-фалаша их интеграция на рынке труда, в системе образования Израиля и ЦАХАЛе проходит с большими сложностями. При этом специалисты полагают, что благодаря массированному вложению государством ресурсов в абсорбцию этой группы можно ожидать решения большинства проблем их адаптации в долгосрочной, а возможно, и среднесрочной перспективе. Для иллюстрации можно, например, упомянуть почти поголовное обеспечение субсидированным (до 90% его стоимости) жильем семей новых репатриантов из Эфиопии, а также проект «Хомеш». (В рамках проекта «Хомеш» Минфин и Министерство абсорбции Израиля ежегодно выделяют более чем солидные суммы на работу в микрорайонах, молодежные центры, оплату дополнительных школьных часов, гранты на обучение в вузах, профессиональную подготовку и иные образовательные, социальные и культурологические программы для первого и второго поколения выходцев их Эфиопии.)
В свете этих фактов трудно согласиться с утверждениями о том, что «эфиопская» община практически осталась один на один со своими многочисленными проблемами.
Так в чем же дело?
А в том, что община выходцев из Эфиопии с ее как реально имеющими место, так и надуманными трудностями является весьма востребованным товаром на израильском политическом рынке, причем сразу в нескольких планах. Во-первых, как удобный символ в борьбе различных групп политических интересов, причем в эту борьбу постепенно включается и выросшее в Израиле и усвоившее местные «правила игры» новое поколение «эфиопских» общинных элит. (Заметим, что именно среди этих людей находятся наиболее горячие лоббисты новой массовой иммиграции из Эфиопии, которые, хотя и осознают все моральные и общественные издержки этого процесса, тем не менее полагают, что этот шаг укрепит политико-демографический потенциал их общины.)
Во-вторых, как «идеальный», то есть сплоченный и организованный, но пока не имеющий своего уникального политического лица электорат для любой из имеющихся в Израиле (возможно, кроме арабских) политических партий. Обозреватели уже обращали внимание на то, что именно «удобного и благодарного “эфиопа”», а не «амбициозных и несговорчивых» выходцев из России или Франции ведущие израильские партии предпочитают иметь на местах, зарезервированных для новых репатриантов в их парламентских списках.
Наконец, общественная полемика вокруг темы интеграции эфиопских евреев в Израиле во многом является полем столкновения двух доминирующих в стране типов социально-политической культуры, для каждой из которых характерна своя модель «конкурентного участия» в распределении национального богатства. Несколько упрощая тему, можно сказать, что первый тип предполагает борьбу за статус «самого успешного и эффективного», второй, напротив, «самого униженного и несчастного» и именно на этом основании имеющего право на повышенную долю «пирога» общественных благ. Считается, что носители первой, «креативно-конкурентного» социокультурного типа, были всегда шире представлены в «первом Израиле», в то время как для «второго Израиля» более характера вторая, «неактивистская» модель. Однако сегодня это уже не совсем так, и эти культурно-поведенческие модели формируют границы не только между, но и нередко внутри тех или иных общин.
Так, участники летнего «палаточного протеста» — в массе своей представители периферийных групп «первого Израиля», с достаточной очевидностью продемонстрировали, что их политические и экономические интересы остаются тесно связанными с государственно-профсоюзным сектором народного хозяйства и другими элементами «распределительной экономики». И именно эти люди в наименьшей степени приветствуют курс нынешнего, как и ряда предыдущих, правительства на демонополизацию и либерализацию народного хозяйства.
В качестве другого примера возьмем высказывания двух видных представителей «второго Израиля». Один из них — небезызвестный бывший лидер «Черных пантер», символ борьбы «униженных восточных евреев» против «дискриминационной политики ашкеназских элит» в 70-е годы, а ныне модный адвокат и миллионер Чарли Биттон. (Он запомнился многим выходцам из бывшего СССР в качестве организатора демонстраций протеста 1990–1991 гг., участники которых требовали «остановить алию из СССР до тех пор, пока правительство не решит проблемы ранее прибывших в страну репатриантов»). В одной из недавних радиодискуссий Чарли Биттон в очередной раз обвинил «высокомерный истеблишмент» в нежелании решать, с помощью бюджетных выплат, проблемы малообеспеченных слоев населения — в первую очередь, как следовало из контекста, «неевропейского происхождения». (Заодно Биттон вновь выразил неудовольствие «русскими», которых «ашкеназский истеблишмент», по его убеждению, «подкупил удовлетворением всех их запросов», и потому не пожелавших «сплотиться со всеми угнетенными общинами» в борьбе против дискриминации.)
Другую позицию, прямо противоположную подходу той части элит «второго Израиля», которые бесконечно лелеют чувства обиды и приниженности израильтян сефардского происхождения и небезуспешно культивируют комплекс «обиженных и угнетенных» у новых поколений восточных евреев, высказал главный экономист инвестиционного дома «Экселянс» Моше Маоз. С одной стороны, Маоз, как и Биттон, резко (настолько, что после этого был уволен со своего поста в компании) высказался против «ашкеназских» элит, которые, как он полагает, оккупировали такие реальные институты власти, как Верховный суд и крупнейшие банки, а также «белых» кибуцев и мошавов, по сведениям Маоза разграбивших общественные земли. Однако выводы из сказанного Маоз сделал принципиально другие, взяв за пример все тех же «русских». А они, по мнению Маоза, стали быстро продвигаться в новой для них стране, полагаясь лишь на свои силы, а за ними стало подтягиваться молодое поколение сефардов. Обе группы, полагает Маоз, «не стали играть по правилам старой элиты и оставили ее отпрысков позади». Именно в этом контексте Маоз прокомментировал социальные протесты минувшего лета, утверждая, что во главе «палаточников» стояли изнеженные дети старых элит, которые не хотят и не могут бороться за «место под солнцем» против тех репатриантов из бывшего СССР и сефардов, которые привыкли тяжело работать и поэтому добиваются успеха.
Понятно, что сторонники обеих социально-политических «школ» — и Биттона, и Маоза, стараются мобилизовать «эфиопскую» тему в свою пользу. Что же касается самих израильтян эфиопского происхождения, то вряд ли кто-то способен сделать за них этот выбор.
Владимир (Зеэв) Ханин