Эмиграция евреев из подмандатной Палестины
Известный журналист Итамар Бен-Ави, сын Элиэзера Бен-Йехуды, «отца современного иврита», часто ездил за границу, в том числе несколько раз – в США. Перед отъездом в Америку в 1942 году он написал: «Кто знает, увижу ли я когда-нибудь снова мою страну, к которой так привязано мое сердце?» Меир Маргалит, автор книги «Возвращение в слезах. Эмиграция евреев из подмандатной Палестины», видит в Бен-Ави «выдающийся пример» сабр, покинувших страну и никогда больше не вернувшихся.
Маргалит пишет, что Бен-Ави пережил экономический кризис, «который разрушил его эмоциональное состояние до такой степени, что он был вынужден покинуть Эрец-Исраэль». Источник Маргалита – сам Бен-Ави: «Все мои друзья детства оказались в гнезде… И только мы остались бездомными и нищими».
Возможно, это действительно так, но сомнительно, что именно отъезд Бен-Ави превратил его в символ: в том же году 4000 евреев поселились в подмандатной Палестине и около 450 уехали, подавляющее большинство из них – репатрианты, прожившие в стране менее двух лет. Лишь несколько из эмигрантов родились в Палестине. Так что Бен-Ави принадлежал тогда к крошечному меньшинству, и не был символом чего-либо. Но ему нужно было объяснить своим знакомым, почему он уехал, чтобы попытать счастья в Америке. Он принял решение после сильных страданий, колебаний и сомнений, выразив надежду, что его не будет лишь некоторое время. Через несколько месяцев после приезда в США он умер от сердечного приступа в возрасте 60 лет.
Маргалит также считает, что этот период эмиграции нуждается в объяснениях и даже оправданиях; он видит необходимость обосновать изучение темы, которая была предметом его докторской диссертации в Хайфском университете. Его тон почти извиняющийся, как будто это была темная тайна, ужасное табу. В результате эмигранты изображаются жертвами сионистской историографии, которая стерла память о них, а сам Маргалит – рыцарем на белом коне, который пришел, чтобы «дать им голос».
На самом деле, сложнее объяснить, почему так много людей приехало в Израиль, еще не имевший статус государства, и, в большинстве своем, осталось там. В любом случае, среди них были и временные иммигранты, а не «олим» в сионистском смысле, и, следовательно, они не становились «йордим», когда уезжали. Люди приезжали с определенными ожиданиями, и если они были разочарованы и у них были средства, они уезжали жить в другие страны. Когда они уехали, то, предположительно, бросили вызов сионистскому видению, но, по словам самого Маргалита, эта эмиграция едва повлияла на сионистский проект. По-видимому, это также объясняет, почему так мало историков уделяли внимание этому явлению.
Трудно определить, сколько евреев приехало в подмандатную Палестину и сколько покинуло ее. Цифры являются неполными и существуют различные способы их расчета. Были «олим», которых не сочли и не зарегистрировали репатриантами, потому что они прибыли, как туристы, и были «йордим», которые уехали всего на год-два, а затем вернулись. Общая картина такова: в период действия британского мандата прибыло около 500 000 репатриантов и эмигрировало от 37 000 до 60 000 человек, в зависимости от метода их подсчета – иными словами, примерно каждый десятый репатриант. Маргалит определил ряд причин отъезда, начиная с самой распространенной: экономические проблемы.
Экономический кризис в догосударственном Израиле в 1926–27 годах вынудил эмигрировать большинство репатриантов Третьей и Четвертой алии. Репатрианты, которых описывает автор, пострадали, прежде всего, от безработицы. Также существовала нехватка жилья: в 1920-х годах в Тель-Авиве было 300 семей без крова, без доступа к туалетам, сообщает Маргалит. Кроме того, 135 семей жили в южном районе Тель-Авива без водопровода и помощи городских санитарных служб. В таких условиях младенческая смертность резко возросла, и власти издали предупреждения о распространении болезней. Некоторые репатрианты утверждали, что их заманили в Эрец-Исраэль ложными посулами земного рая. Другие требовали, чтобы «Сохнут» оплатил им обратную дорогу.
Догосударственный Израиль определенно не был добр ко всем и не всегда обещал лучшую жизнь, чем та, что осталась позади. Многие репатрианты стали жертвами жестокой бюрократии учреждений абсорбции, безразличных к трудностям, с которыми они столкнулись. Многие страдали от одиночества, даже депрессии. Очевидно, это оказало большее влияние на решение об эмиграции, чем арабская угроза: Маргалит не нашел прямой связи между ситуацией в сфере безопасности и эмиграцией. Однако он пришел к выводу, что значительная волна эмиграции существовала между 1945 и 1948 годами, когда евреи обнаружили возможность возвращения в страны исхода. Многие боялись ожидаемой войны, многие просто тосковали по дому.
Некоторые интеллектуалы уехали, потому что они не верили или активно возражали против сионизма. Были репатрианты, которые никогда не планировали оставаться в Израиле, и прибыли только в поисках временного убежища. В этом не было ничего нового: большинство репатриантов Второй алии не остались в стране и после основания государства тоже уехали. Книга Маргалита касается почти исключительно периода британского мандата.
Ивритская пресса того времени затрагивала тему эмиграции из подмандатной Палестины лишь время от времени. Статьи отражали внутренние противоречия: жизнь на Земле Израиля должна была обеспечить сионистское искупление еврейского народа, но исходившие из нее призывы к репатриации часто звучали, скорее, как отчаянные крики общины, находящейся под угрозой исчезновения. Было время, когда израильтяне утешали себя верой в то, что эмигранты вернутся, и когда они это делали, их иногда встречали с неким подобием злорадства – мол, а мы вам говорили. Как известно, Ицхак Рабин охарактеризовал израильтян, эмигрировавших в 1970-е годы, как «кучку отбросов». По мнению Маргалита, большинство оставшихся были безразличны к эмиграции.
В самой удивительной главе своего исследования Маргалит рассказывает, что кандидаты на репатриацию не всегда были желанны в Эрец-Исраэль. Экономический кризис даже привел к тому, что «Сохнут» ограничил репатриацию: один из его руководителей сообщил своим коллегам в 1927 году, что у него есть 500 иммиграционных сертификатов, которые он решил пока не выдавать из-за кризиса. Маргалит даже раскрывает попытки «Сохнута» поощрять возвращение репатриантов в страны исхода. В Центральном сионистском архиве Иерусалима он обнаружил копии рекомендаций, направленных «Сохнутом» иностранным консулам в догосударственном Израиле с просьбой выдать репатриантам визы. Им не всегда удавалось вернуться на родину, что требовало поиска «третьей страны» (этот термин уже использовался), которая могла их принять.
Были и те, кто фактически был вынужден уехать, в том числе старики и люди с хроническими заболеваниями. Они считались бременем для страны. Им грозила потеря официальной поддержки, включая медицинские услуги. По-видимому, пострадали не более нескольких сотен человек, но практика показывает, что сионистское движение было жестоким по отношению к тем, кто не способствовал достижению его национальных целей. «Третьей страной», в которую направлялись эмигранты, была иногда Австрия или Германия, даже в первые годы нацистского режима; практика прекратилась в 1936 году. Давид Бен-Гурион в принципе исключил подобную политику.
Как написал Маргалит, «возможно, меня привлекла тема эмигрантов, потому что их история всегда актуальна», имея в виду, что, как и мечта эмигрантов, «время от времени наши мечты тоже разбиваются перед лицом реальности».
Те, кто остаются в Израиле, часто более несчастны, чем те, кто уезжает. Израильтяне, которые уехали заграницу, иногда вызывали восхищение или становились объектом зависти: когда они говорили «за границей», то часто имели в виду нечто лучшее; в течение многих лет это было важной составляющей в отношении израильтян к своей стране. Это тоже изменилось; сомнительно, что сегодня в Израиле есть много семей, у которых нет родственников за границей.
Главный вопрос, кто принял лучшее решение – те, кто остался, или те, кто уехал. На этот вопрос всегда было трудно ответить, и сегодня он менее актуален, потому что концепция границ изменилась: растущее число израильтян постоянно ездят туда-сюда, находятся не тут и не там, если не на самом деле, то, по крайней мере, мысленно.
Том Сегев (Tom Segev), Haaretz