Почему они уезжают из Израиля?

Они приехали в Израиль детьми в начале 90-х  годов, росли и учились здесь, работали, создавали семьи – но сегодня они здесь не живут. Согласно данным Центрального статистического управления (ЦСУ), которые были переданы газете «Гаарец», каждый шестой (около 17%) из детей, привезенных в Израиль с территории бывшего СССР в рамках алии начала и середины 90-х, уехал отсюда – или на Запад, или в страну своего исхода. Выясняется, что русскоязычные молодые люди, которые сейчас находятся в самом «продуктивном» периоде своей жизни, склоняются к отъезду из Израиля в большей степени, чем другие группы репатриантов, и в разы больше, чем уроженцы Израиля, рядом с которыми они росли.

Несмотря на то, что нет актуальных данных об уровне образования уезжающих, исследование, проведенное примерно десятилетие назад Эриком Гулдом и Омером Муавом из Еврейского университета, показало, что явление «утечки мозгов» является важной составной частью этого процесса. «У большинства эмигрирующих – сходный «профиль», это, по большей части, люди молодые и образованные», — говорит д-р Михаил Филиппов, сотрудник Института Брукдейл, в течение ряда лет занимающийся исследованием алии 90-х. «Это – большая национальная проблема, — полагает профессор Лариса Ременник, — и в Израиле не прикладывают достаточно усилий, чтобы удержать этих людей, молодых и зрелых, способных и образованных, которых когда-то привезли сюда».

По словам Ременник, преподающей социологию в Бар-Иланском университете и изучающей явление «полуторного поколения» (между первым  поколением приехавших в Израиль и поколением родившихся уже в стране) выходцев из СССР, «Израиль вкладывает очень много в организацию алии – в поиск евреев, полу-евреев и четверть-евреев по всем уголкам огромной России. Их привозят сюда в рамках различных программ, таких как «Наале», «Села», «Таглит» и др. – только бы они согласились. Но после того, как они прибывают в Израиль, новые граждане остаются наедине с окружающими их трудностями и проблемами. Это особенно справедливо по отношению к «большой алие» начала 90-х».

Данные ЦСУ говорят о том, что между 1990 и 1996 годами в Израиль прибыло около 650 тыс. новых репатриантов из государств бывшего СССР. 185 тыс. из них были в возрасте моложе 20 лет, то есть принадлежали к «полуторному поколению». Однако сегодня, как показывают эти данные, около 32 тыс. из них уже не живут в Израиле (17%). Для сравнения, среди всей группы новых репатриантов из стран бывшего СССР уровень эмиграции составляет, по разным оценкам, от 11% до 13%. А среди тех, кто родился в Израиле между 1970 и 1995 годами, доля уезжающих еще ниже: примерно 5%.

Профессор Серджио Делла Пергола, демограф из Еврейского университета, изучающий еврейскую эмиграцию, предлагает не слишком волноваться. «Бессмысленно ожидать, что много народу въедет в страну, и никто ее не покинет, — говорит он. – Евреи склонны к эмиграции, как и другие. Конечно, идеологические, мировоззренческие и религиозные моменты очень важны, но все равно – речь идет о людях, которые хотят работать, зарабатывать, обживаться, быть счастливыми».

Ременник и Делла Пергола согласны в том, что эмиграция молодых и образованных людей – среди прочего, побочный результат хорошего образования, получаемого в Израиле, и сравнительно ограниченного рынка труда.

Об этом свидетельствует, к примеру, Софи (имя вымышленное), 37 лет. Она приехала в Израиль с родителями из украинского Львова в 1990-м. Она отслужила в армии, поступила в университет, познакомилась с будущим мужем и начала семейную жизнь в Гиватаиме. Софи и ее семье жилось в Израиле неплохо. Ее муж, программист в сфере «хай-тек», хорошо зарабатывал, она получила щедрую стипендию и изучала биологию. Однако возможности продвижения были ограничены. Супруги чувствовали, что достигли потолка своих доходов и все еще не могли позволить себе купить квартиру в том районе, где им хотелось бы жить. Кроме того, рассказывает Софи, «ситуация с безопасностью в Израиле начала меня напрягать. Когда на Тель-Авив стали падать ракеты (во время операции «Цук Эйтан» – Л.Р.), это уже стало слишком. Особенно ночью, когда дети спят, и непонятно, что делать».

В какой-то момент семья решила, что израильский этап пора заканчивать. Софи получила возможность делать пост-докторат в Нью-Йорке. Она собрала чемоданы и – вместе с семьей – начала «новую главу» за океаном. «Мы хотели попробовать пожить в Нью-Йорке, и если нам понравится – остаться там, — говорит она. – Пост-докторат, конечно, очень важен для продолжения академической карьеры, но одновременно он дает легальную возможность пожить какое-то время в США». По ее словам, у нее нет никакого намерения возвращаться в Израиль после окончания учебы.

Не только она, но и дети ( их образование) получили импульс после отъезда из Израиля. Она говорит, что в США есть заметные контрасты между разными школами, но ты можешь выбирать лучшую. А в Израиле возможности выбора ограничены, и общий уровень не слишком высок. Помимо этого, не без смущения признается Софи, она предпочитает слышать дома английский, а не иврит: «В Израиле мне мешало, что дочери говорят со мной на иврите (а не по-русски – Л.Р.), а английский меня почему-то меньше раздражает».

Полина Шафран, которая приехала в Израиль с родителями, братьями и сестрами в 1995-м, сегодня тоже живет в Америке. Выйдя замуж за американского гражданина российского происхождения, она проживает в г. Луивилле в Кентукки, но скучает по своему прежнему дому. Верно, в США спокойнее, чем в Израиле, и здесь больше возможностей для работы, но этого недостаточно, чтобы захотеть жить здесь. «Вся моя семья в Израиле, — говорит она, — в Америке, кроме мужа, у меня никого нет, и кроме него меня здесь ничто не держит». Она добавляет, что ее культурная и «социальная» жизнь скуднее, чем была в Израиле: «Хотя Луивилль, очевидно, больше чем многие израильские города, по моим ощущениям он меньше Тель-Авива, потому что – провинциальнее».

Человеческий капитал

Д-р Йоси Харпаз с кафедры социологии Тель-Авивского университета, тоже занимающийся исследованием эмиграционных процессов, говорит, что отъезд молодых и образованных людей характерен для сравнительно развитых государств. «Люди, обладающие более высоким «человеческим капиталом», склонны искать возможности в более крупных и богатых странах, — говорит он. – Это отличается от модели эмиграции из таких стран, как Турция или Канада – там уехать стремятся как раз бедняки».

Возможно, Харпаз имеет в виду людей вроде Иланы Дворкиной, инженера и специалиста по управлению, которая девять лет назад уехала из Беэр-Шевы в Монреаль. «У меня шел последний год занятий в университете, муж как раз начал постоянную службу в ЦАХАЛе, — рассказывает она о периоде, когда они решили подать документы на въезд в Канаду. – Мы решили, что нам нечего терять, и если мы хотим что-то изменить, надо делать это сейчас». Вместе с тем, за этим решением, по ее словам, стоял и страх. «Вокруг меня многие люди погибли. Было множество терактов. У меня родился ребенок, и это тоже подтолкнуло нас. К тому же муж, служивший в армии, видел ситуацию изнутри. После ухода из Газы он сказал: едем».

Сегодня нет официальных данных, позволяющих сравнить эмиграцию молодых людей, приехавших в свое время из бывшего СССР в такие страны как Германия, США и Канада, с эмиграцией из Израиля. Вместе с тем, по словам профессора Ременник, согласно оценкам специалистов и на основании личных контактов, которые она имела за границей, «тенденция молодых и образованных людей уезжать из Израиля выше, чем в случае этих стран. Это не удивительно – у нас маленькая страна с узким рынком труда и ограниченными возможностями трудоустройства».

Ременник говорит, что кроме подлежащей учету группы «эмигрантов», которые входят в официальную статистику, существует гораздо более многочисленная группа, своего рода «облако» людей, пребывающих в промежуточном состоянии: часть из них взвешивает возможность отъезда, часть временно работает за границей и ищет возможности остаться или перебраться в какое-либо другое место. С другой стороны, по ее словам, эмиграция не обязательно наносит Израилю ущерб, потому что те, кто жил здесь, сохраняют определенные связи с местом, которое когда-то было их домом.  «Когда речь идет о сфере науки или творчества, не слишком важно, где именно человек живет, — говорит она. – Всякий, кто провел здесь лет десять, уже заражен вирусом «израильскости» и не способен полностью порвать связь со страной».

И все же данные на этот счет неоднозначны. Исследование, которое провел в 2009 г. Израильский институт демократии (в сотрудничестве с Михаилом Филипповым), показало, что только половина молодых людей – выходцев из бывшего СССР уверенно связывает свое будущее с Израилем, по сравнению с 80% среди их сверстников-сабр. Более того, то же исследование показало, что менее 30% молодых русскоязычных граждан хотят, чтобы их дети выросли в Израиле. Другой опрос, заказанный израильским порталом на русском языке «News.ru», был опубликован на прошлой неделе. Он дает более «умеренные» результаты: 66% опрошенных сказали однозначно, что не собираются покидать страну, и только 4-5% реально взвешивают возможность отъезда за границу.

Однако даже если двое из трех намерены сегодня оставаться в Израиле, Филиппов предлагает взглянуть на цифровые данные об эмиграции более критично: «Всякому, кто радуется тому, что в данном году меньше уезжающих, чем в прошлом, стоит спросить себя, что случится, если в некий год из страны уедут все, кто хочет уехать. Ведь тогда в следующем году мы отрапортуем о нулевой эмиграции. Что же, мы и этим будем довольны?»

Освобождающий шаг

В 1992 году, когда родители решили совершить алию в Израиль из Казахстана, Даниилу Ткачу было 13 лет. Спустя еще 13 лет, получив первую академическую степень по технологии материалов в Технионе, он  уже решил направить свои стопы к новой цели – Германии. «Согласно всем формальным параметрам я успешно интегрировался. Но я не еврей по Галахе, и мне все время напоминали об этом, это висело в воздухе, — говорит он. – Это привело к некоей шизофренической «трещине» внутри меня. Это преследует меня и по сегодняшний день — чувство, что я на самом деле не то, что я есть, и непрерывное стремление понять, что со мной не так. Это нечто внутреннее, что мешает мне жить и принимать себя таким, какой я есть».

Он добавляет, что в момент принятия решения он не сформулировал для себя причин эмиграции. «Я просто убежал. Убежал, потому что не видел для себя будущего», — говорит он и добавляет, что задним числом понял: среди факторов, подтолкнувших его к этому решению, были отвращение к политической ситуации в стране и неспособность примирить понятия «еврейское» и «демократическое». Ткач получил гражданство Германии и отказался от израильского. Он говорит, что возвращение израильского паспорта стало для него освобождающим шагом, но сразу после получения гражданства Германии он отправился в Брюссель. «Снова очутился в положении эмигранта, — говорит он. – И всякий раз, когда я куда-нибудь переезжаю, я словно бы снова уезжаю в Израиль».

Профессора Делла Пергола история Ткача, похоже, не удивила бы. По его словам, среди не-евреев по Галахе процент уезжающих особенно высок. Ответственность за это он возлагает на Раббанут, который, как он считает, «ведет селективную и неповоротливую политику гиюра, не отвечающую реальным нуждам». Однако этот фактор следует воспринимать в должной пропорции – ведь доля не-евреев по Галахе среди репатриантов 90-х годов была не слишком высока – 11.2%. Поэтому нет уверенности в том, что непризнание еврейства является одной из главных причин эмиграции молодых репатриантов, приехавших в Израиль детьми.

Тогда каковы же они – главные причины? По мнению Филиппова, они распадаются на два вида: причины, общие для всех молодых людей в Израиле, и причины, специфичные для данного сектора населения. «Средний класс в Израиле страдает от высокой стоимости жизни», — говорит он и добавляет, что «ситуация становится гораздо более трудной, если молодую семью не поддерживают родители, или, тем более, если родители нуждаются в помощи детей. Это довольно типичная реальность для семей репатриантов и менее типичная – для семей старожилов».

По его словам, неотделенность религии от государства – проблема, которая беспокоит разные группы израильского общества, но особенно существенна она для репатриантов – прежде всего из-за отсутствия гражданских браков. Наряду с этим, считает он, эмигрант может испытывать меньше сантиментов по отношению к стране, в которой он не родился и не рос, у него меньше родственных связей, которые побуждали бы его остаться, иногда в нем сохраняются тяжелые чувства от периода «акклиматизации» в новой стране, есть трудности в освоении культурных кодов другого общества, тоска по прежним погодным условиям – и т.д.

«Люди просто не успели привыкнуть к стране, — говорит Илана Дворкина. – Мы приехали сюда детьми, видели, как наши родители надрываются, сами не сумели достичь здесь больших успехов и просто решили попытать счастья в другом месте». После этого она снова вспоминает о ситуации с безопасностью и подводит итог: «Если кто-то начинает ругать Израиль, я говорю ему, что это лучшая страна в мире, и я ни за что не оставила бы ее, если бы не теракты. И это на самом деле так. Не думаю, что мы бы уехали, если бы не весь этот балаган».

Софи говорит, что опыт жизни в Нью-Йорке прояснил для нее еще некоторые моменты относительно образа жизни в Израиле. «Приехав сюда, я увидела, что здесь живут намного спокойнее и ведут себя намного вежливее, рассказывает она. – Люди умеют стоять в очереди на автобус и не толкаться. В общественном транспорте не говорят по мобильным телефонам, а если говорят, то понижают голос. В магазинах все предупредительны, и здесь принято придерживать для другого дверь. Кстати, этому мне очень важно научиться, я к этому еще совершенно не привыкла».

Лиза Розовская, Haaretz