Конец демократии?
Для американцев демократия — это данность. Но для остального мира это довольно недавнее изобретение — творение последних двух столетий. Это довольно короткий отрезок документированной истории — он короче, чем эпохи династии Мин или Сун в Китае или других различных династий в других странах, которые мелькают в исторической памяти как простые вспышки. Не исключено, что этот демократический момент является просто новым этапом.
Первоначальные эксперименты с демократией в Древней Греции и Древнем Риме сошли на нет. И эта форма правления по существу вернулась только через два тысячелетия — с рождением Американской республики. Авраам Линкольн в своей речи в Геттисберге сказал, что гражданская война «решит, способна ли устоять эта нация или любая нация, подобная ей по рождению или по призванию». В XX веке коммунизм, нацизм и фашизм были для демократического мира огромной угрозой не только на полях сражений, но и в области идеологии, предлагая модели организации общества, которые, по мнению многих, превосходили демократию.
Благодаря следовавшим одна за другой победам над этими врагами подъем демократии, казалось, был обеспечен. Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) отметил, что победа Запада в холодной войне была равносильна «концу истории», то есть, спор о том, какая форма организации общества лучше, был решен раз и навсегда. Все страны, которые к тому времени еще не приняли либеральную демократию, все же двигались в этом направлении, написал он.
Другой политолог, Сэмюэл Хантингтон (Samuel Huntington), в своей работе «Третья волна. Демократизация в конце XX столетия» (The Third Wave) применил другой подход. Он утверждал, что демократия не движется неуклонно вперед, а развивается волнообразно, поднимаясь и затухая. Первая волна началась в США, когда Америка была молодой страной, поднявшейся с окончанием Первой мировой войны и превращением европейских империй в независимые, демократические государства, а затем рухнула вниз в 1920-х годах, когда большинство из этих государств превратились в диктатуры. Вторая волна началась после Второй мировой войны с освобождением азиатских и африканских колоний, но она тоже затухла, когда эти вновь созданные демократии пали одна за другой в условиях авторитарного правления. Третья волна началась в 1974 году с демократизацией Португалии, за которой последовали и другие страны Южной Европы, а затем Латинской Америки, а потом — резко и драматично — и страны Советского блока. Когда Хантингтон об этом писал, эта волна еще не поднялась, но это произошло в начале XXI века, когда, как отметила Freedom House, почти две трети стран мира стали «выборными демократиями», а рекордные 45% стран стали соответствовать более жестким критериям этой группы, и их можно было отнести к числу «свободных стран».
С тех пор уровень демократии и свобод постепенно снижается. Падение пока незначительно, но совокупность событий и тенденций указывает на то, что может последовать резкое падение. После каждого затухания первых двух демократических волн количество демократических государств в мире резко сокращалось. Сколько демократических стран может исчезнуть и сколько может остаться после затухания третьей волны? Поскольку подъем третьей волны был более высоким, чем в первых двух случаях, количество стран, которые переживут это падение, может быть больше. Но по той же причине падение с такой высоты может оказаться еще более ощутимым, что омрачит жизни сотен миллионов людей, придаст новый облик международным отношениям и изменит место Америки в мире.
***
Почему это вообще представляется возможным? Во-первых, в этом новом столетии мы стали свидетелями некоторых серьезных разочарований демократов. На какой-то момент «арабская весна» 2011 года вселила надежду на то, что произойдут значительные демократические изменения в регионе, который к проникновению этой демократии был наиболее устойчив. Но лишь одна маленькая страна, Тунис, стала более демократичной, а несколько других пошли в обратном направлении — либо потому, что опасливые и «бдительные» режимы (в Саудовской Аравии, Бахрейне, Кувейте и других странах) «закрутили гайки», или потому, что страны распались на враждующие военные фракции (как в Сирии, Ливии и Йемене). Еще одним горьким разочарованием стал бывший Советский Союз, который в 1991 году распался на 15 независимых государств, в каждом из которых проводятся выборы и создаются демократические институты. Сегодня только шесть из них остаются демократическими государствами, из которых половина не отличается особой стабильностью, в остальных же вновь правят диктаторы — в том числе некоторые из самых репрессивных в мире.
В других частях мира отступление от демократических принципов произошло в ключевых странах, которые могут повлиять на своих соседей. Например, Турция, несмотря на несовершенство своих демократических институтов, на протяжении десятилетий была примером демократии в мусульманском мире, особенно в его главном центре — на Ближнем Востоке. Теперь же то, как Реджеп Тайип Эрдоган ухватился за диктаторскую власть, сможет убедить многих, что демократия и Ислам несовместимы. В Венгрии сворачивание свобод вдохновляет на подобные действия и другие страны бывшего Восточного блока. Если не остановить действия, недавно предпринятые правительством Виктора Орбана (Viktor Orban) с целью закрытия Центрально-Европейского университета в Будапеште (который с момента своего основания в 1991 году был символом демократических преобразований и западной модели образования и исследований), они могут оказать негативное влияние в регионе. Уго Чавес (Hugo Chávez) уничтожил демократию в Венесуэле и вдохновил «подражателей», которые хотя и не уничтожили, но ослабили демократию в ряде других латиноамериканских стран. Другие сумасбродные и непредсказуемые авторитарные лидеры, пришедшие к власти через выборы — на Филиппинах и в Южной Африке — способны оказать такое же влияние в своих регионах, а также своих собственных странах.
Влияние подчас не просто являет собой пример, но и проявляется более ощутимо. Три агрессивных диктаторских режима — Россия, Китай и Иран — все больше усиливают свое влияние на соседние с ними страны. Президент России Владимир Путин, подавив все, что осталось от посткоммунистической демократизации, и введя единоличное правление, вторгся в две бывшие советские республики — в Грузию и на Украину — и использует экономические рычаги и грязные приемы с тем, чтобы задавить демократию в других странах. Он, несомненно, стремится сделать то же самое в тех странах, которые остаются демократическими, но на этом он не останавливается. Он «подпитывает» антидемократические силы в бывших государствах Советского блока (российское влияние в СМИ и политике растет в Чехии, которая некогда была образцом демократического развития в Центральной Европе). То же самое он делает в странах Западной Европы — лидер президентской гонки во Франции Марин Ле Пен (Marine Le Pen) недавно совершила паломничество в Москву, которая якобы финансирует ее партию и другие ей подобные. Путин даже начинает восстанавливать российское влияние на Ближнем Востоке в надежде вновь сделать свою страну мировой державой. Точно так же и председатель КНР Си Цзиньпин (Xi Jinping), сломав и обратив вспять наблюдавшуюся четыре десятилетия тенденцию к либерализации, активно проводит устрашающую политику наращивания военной мощи, демонстрируя силу Китая в соседних морях. И Иран, придушив выступавшее за демократизацию Зеленое движение, которое возникло после сомнительных президентских выборов 2009 года, добился доминирования в Ливане и на значительной территории Сирии и обладает большим весом в Ираке и Йемене. Все это — шаги на пути к самопровозглашенной цели Тегерана, заключающейся в региональном господстве.
Эта деструктивная деятельность еще более опасна, если учесть отказ США действовать в противоположном направлении. Соединенные Штаты являются самой влиятельной страной в современном мире. Они содействовали развитию демократии как пассивно (выступая в качестве модели), так и активно — осуществляя свою дипломатическую деятельность, оказывая помощь и даже военные действия, проводя обучение и тайные операции. Но президент Барак Обама пришел к власти с целью ликвидировать те «крайности», которые имели место при президенте Джордже Буше-младшем (George Bush), стремившемся навязать демократию Ираку и, видимо, всему Ближнему Востоку. Обама считал, что Америка должна проявлять большую сдержанность и крайнюю осторожность в навязывании другим наших убеждений. Опасаясь неоимпериализма, он не поддавался на призывы более решительно противодействовать притязаниям на власть со стороны Ирана и России.
Президент Трамп проводит политику в том же направлении, что и Обама, но только идет дальше. На этой неделе он поздравил президента Турции с «ликвидацией» парламента и консолидацией власти против оппозиции. Его национализм, основанный на принципе «Америка прежде всего», ориентирован не столько на то, как мы можем влиять на мир, а на то, что мы можем от этого мира получить. Его моральный релятивизм по отношению к России подразумевает полнейшее безразличие к поведению иностранных государств, если под удар не поставлены коммерческие интересы. Недавно он сделал еще пару дополнительных исключений: другие страны не должны «убивать газом младенцев» или угрожать Америке межконтинентальными ядерными ракетами. В его списке по-прежнему катастрофически не хватает вопросов, касающихся интересов и сферы влияния США. Когда в феврале Трампу во время интервью заявили, что Путин — убийца, он ответил: «Есть много убийц. Вы что, думаете, наша страна так уж невинна?». Теоретики от внешней политики, которые собрались под знаменем Трампа, изо всех сил стараются преуменьшить или подвергнуть сомнению роль Америки в распространении демократии.
Несмотря на недавнюю резкую смену позиции (альянс больше не является «устаревшей» организации, заявил он в этом месяце), Трамп принижал роль НАТО, приветствовал Брексит и всецело поддерживал европейских политиков, стремящихся ослабить или упразднить Европейский Союз. Учитывая, что основой его международных интересов, по-видимому, являются экономика и торговля, и с учетом того, что его очевидная точка зрения заключается в том, что международные отношения представляют собой игру с нулевым результатом (в которой Америка проигрывает), приветствовать распад ЕС целесообразно.
Но именно здесь опасность краха демократии представляет самую большую проблему. Страны Западной Европы были не только основными союзниками США в холодной войне и войне против терроризма, они — как стабильные, передовые и успешные страны — также являются другим основным краеугольным камнем демократического мира. Молодые демократические страны Центральной и Восточной Европы два десятилетия назад воспринимались как источник вдохновения для более зрелого, сложившегося Запада. Сегодня же есть основания опасаться за устойчивость и надежность демократических стран Европы (как Восточной, так и Западной).
Многие из этих стран находятся меж двух огней. С одной стороны, они страдают из-за резкого увеличения числа иммигрантов и беженцев из преимущественно мусульманских стран, которые порой не испытывают особой привязанности к своей новой «родине» и ее демократическим институтам. С другой стороны, антииммигрантские настроения распространяют популистские партии — те партии, которые сами ненадежны и неоднозначны в своей приверженности демократическим ценностям и институтам. В каждой стране ситуация отличается, но в основе европейского популизма лежат и другие различные факторы — в том числе низкие темпы роста и высокий уровень безработицы среди молодежи на юге континента; недовольство избирателей Брюсселем в вопросах правовых норм и суверенитета; боязнь терроризма; и недовольство по поводу глобализации и свободной торговли. Конечно же, главная проблема состоит не в том, что граждане высказываются и выражают озабоченность в ряде областей. Угроза заключается в том, как этим пользуются популистские лидеры. «Популисты считают себя единственными „правильными" представителями „истинного народа", — говорит Ян-Вернер Мюллер (Jan-Werner Mueller) из Принстонского университета. — А СМИ, суды и даже университеты могут восприниматься как „враги народа"».
И все это так просто или в ближайшем будущем не исчезнет. Вполне возможно, что в ходе выборов во Франции Марин Ле Пен в конечном итоге проиграет во втором туре голосования в мае. Но ее популистская партия «Национальный фронт» почти наверняка получит больше голосов, чем в прошлый раз. Немецкую партию «Альтернатива для Германии», по данным опросов, сейчас поддерживают всего 8% избирателей — по сравнению с 15% в начале этого года. Тем не менее, правые популисты, сейчас занимают места в 10 из 16 земельных парламентов (ландтагов) Германии и почти наверняка пройдут в Бундестаг на всеобщих выборах в сентябре.
Пока еще не «конец света». Но если сегодняшний Евросоюз развалится, ждите всплеска протекционизма, нелиберального национализма и антиамериканских настроений в отдельных странах по всему континенту. Можно даже ожидать еще более агрессивных действий России в Европе с целью поддержки антидемократических сил. Москва не является источником какой-либо из этих неблагоприятных тенденций, но она продемонстрировала стремление все эти тенденции поддерживать и способствовать их формированию.
***
Ученые Стефан Роберто Фоа (Roberto Stefan Foa) и Яша Мунк (Yascha Mounk) недавно подвергли сомнению устоявшиеся представления в области политологии, согласно которым демократию в экономически развитых странах нельзя отменить или остановить ее развитие. Выражаясь академически, страны, в которых смена власти происходила мирным путем через выборы два или более раз, и которые превысили определенный уровень дохода, считаются странами с «консолидированной», утвердившейся демократией. Такие страны никогда не скатывались обратно к авторитаризму. Но Фоа и Мунк провели целый ряд социологических исследований, показывающих, что среди общественности в странах Европы и в США отмечается небывалое снижение приверженности демократическим нормам — и даже разочарование в них. Они задаются вопросом о том, не находится ли демократия в некоторых из этих стран в процессе «деконсолидации».
На наш взгляд, американская демократия является достаточно сильной, чтобы противостоять этой тенденции и даже приходу к власти непредсказуемого и эксцентричного президента. Нас больше волнует вопрос, не ускорятся ли глобальные антидемократические тенденции последнего десятилетия из-за отказа Америки от своей исторической роли образца и защитника демократии. Шокирующее поведение Трампа уже ослабило влияние Америки как примера демократии. Сейчас многие в мире смотрят на нас не с восхищением, а с удивлением и ужасом. Следующий вопрос — будем ли мы в своей деятельности в области дипломатии, торговли и помощи иностранным государствам считать демократию важной ценностью — или же во всех этих действиях мы будем руководствоваться такими соображениями, как результат сделки и удовлетворение собственного эго. Импульсивные действия президента с целью дестабилизировать Мексику, задобрить Россию и поздравить Турцию ничего хорошо в этом плане не сулят.
Нежелание Америки поддерживать демократию может усугубить различные антидемократические тенденции, которые мы описали, и привести к угасанию «третьей волны» Хантингтона. Этот спад может привести к исчезновению многих из вновь созданных демократий в развивающихся странах и странах бывшей советской империи и даже может пошатнуть демократические устои в других частях Европы. Ну и что? Трамп говорит, что хочет лишь поставить «на первое место Америку». И с какой стати нас должно беспокоить развитие демократии где-то там еще? Ответ заключается в том, что менее демократический мир станет миром менее стабильным. В нем будет больше конфликтов, он будет порождать больше терроризма и будет менее дружелюбным по отношению к США. Члены команды Трампа — не первые американцы, которые мечтают избежать «зарубежных войн», но снова и снова мы оказываемся втянутыми в эти войны, как бы этому ни сопротивлялись.
Если Америка откажется от лидерства, от своей приверженности демократическим идеалам и великодушных, благородных действий ради политики узких и краткосрочных интересов и личной выгоды мир станет еще более опасным — в частности, для самой Америки.
Джошуа Муравчик (Joshua Muravchik), Джеффри Гедмин (Jeffrey Gedmin), The Washington Post