Что сегодня происходит в экономической науке

Руслан Гринберг,
д-р Института экономики РАН

В связи с юбилеем - 80-летием - Института экономики РАН корреспондент "Известий" Александра Пономарева расспросила директора института Руслана Гринберга о том, что сегодня происходит в экономической науке и почему России не хватает толковых экономистов.

Кор.: Так получилось, что у нас наука отдельно, а реальная жизнь отдельно. Обычные люди зачастую не понимают, чем занимаются академики. Объясните, что делает ваш институт?

Гринберг: Институт появился в сложное время. Сталин в тот момент победил всех и вся, и ему потребовался институт, который бы обосновывал его ужасную экономическую политику. Ученым приходилось не изучать действительность, а подгонять ее под уже известные ответы, восхвалять политику партии, короче, принуждать людей к счастью. Сегодня мы боремся с другой крайностью - неолиберальной догмой: мол, рынок все сам наладит, нужно поменьше вмешиваться и так далее.

Вообще наша историческая миссия заключается в том, чтобы предостерегать от шараханий. Вот в семнадцатом году мы шарахнулись в сторону справедливости и утратили свободу. В девяносто первом году шарахнулись в сторону свободы и утратили справедливость. При утопической плановой экономике общество было социальным, как это ни странно. Сейчас мы имеем рыночную экономику, но очень асоциальную.

Если говорить конкретно, то сейчас Институт экономики занимается двумя вещами - экономической теорией и разработкой экономической стратегии как для России в целом, так и для отдельных регионов.

Кор.: Правительство к вам прислушивается?

Гринберг: Сейчас в большей степени. Тем более что кризис показал, что экономическая философия должна быть другой.

Кор.: Как это происходит? Звонят из Белого дома и спрашивают, что делать?

Гринберг: Есть два способа влиять на политику. Первый - передать предложения через свекровь жены повара. Другой способ - действовать через общественное мнение. Этим мы сейчас и занимаемся.

Кор.: Были ли в последнее время интересные исследования? Есть ли какие-то открытия, которые потрясут мир?

Гринберг: Конечно. Например, хотя и неудобно говорить, но мы с моим коллегой Александром Яковлевичем Рубинштейном создали концепцию экономической социодинамики. Мы впервые сказали о том, что смешанная экономика - это не только взаимодействие государства и рынка, но и их взаимодополняемость. То есть государство выступает в качестве рыночного игрока со своими собственными общественными потребностями. Это новое обоснование общественного интереса: у нас нет никакой иерархии общественного и личного. Ведь в Советском Союзе была абсолютно античеловеческая догма - сначала думай о родине, а потом о себе. Сегодня другая крайность - думай о себе, а о родине как придется. И это тоже ужасающе. На самом деле важны и государственные, и личные интересы.

Кроме этого есть очень важное исследование о том, как проводить интеграцию на постсоветском пространстве. Слава богу, к этим вещам прислушиваются люди, принимающие решения по экономической политике со странами СНГ. Но иногда это бывает не сразу. Например, про промышленную политику мы говорили еще двадцать лет назад. Раньше нас объявляли замшелыми догматиками, сегодня этим занимаются.

Кор.: О насущном. Сейчас падают российские фондовые рынки, рубль падает, евро падает, о чем это говорит?

Гринберг: Я не вижу ничего страшного в том, что происходит, кроме одного - в мире очень много денег, но эти деньги не знают, куда себя деть. И начинаются разные спекулятивные атаки. Мир на пороге того, чтобы ограничить спекуляции, при этом я не считаю "спекуляции" ругательным словом - это нормально для рыночной экономики. Но когда восстановится мировая экономика, тогда верх возьмет реальная экономика. То есть производство того, что люди реально потребляют, - цемента, колбасы, а не финансовые операции.

Кор.: В девяностые годы экономика резко стала модным направлением, все стали учиться на экономистов. Но при этом руководители до сих пор жалуются, что хороших специалистов нет. В чем дело?

Гринберг: Нет учителей нормальных. Ими стали преподаватели, которые за один день переменили свое мировоззрение. Если раньше они говорили про плановую экономику, что это прекрасно, то теперь - про рыночную.

Кор.: Чем российская экономическая фундаментальная наука отличается от западной?

Гринберг: Во-первых, наша фундаментальная наука существует мало времени - всего двадцать лет. И надо сказать, что она кое-каких успехов добилась. На Западе же не было социализма - единственно правильной идеологии, у них была свобода творчества... Сейчас у нас это тоже начинается. Хотя этот кризис показал, что мы не сильно отстали. Казалось, что теория рыночного фундаментализма существует на века, но сейчас она оказалась не у дел, она не способна объяснить происходящее. Сейчас любая страна может выстрелить. Мы все находимся в ситуации переоценки ценностей, мы переживаем не только кризис экономики, но и кризис экономической теории. А отставание быстро преодолевается.

Кор.: Как ученый, какие общепризнанные экономические мифы вы можете развеять?

Гринберг: Первый миф - это рыночный фундаментализм. Что частная инициатива лучше государственной активности. Это глупость, потому что эти вещи не заменяют, а дополняют друг друга. Второй миф - что инфляция создается только превышением количества денег над произведенными товарами. На самом деле важен фактор цены. И есть мифы, что американская экономика должна разрушиться, что доллар должен рухнуть, - в России их очень любят. Все это глупости большие. На дне всего этого лежит комплекс неполноценности. То же самое с евро сейчас... Есть всякие экономические колдуны, нострадамусы... Все что-то предрекают...

Кор.: Разве нечего предсказать?

Гринберг: Можно предсказать, куда идти. Ведь экономика - это молодая наука. Мы многого не знаем, но чутье, анализ говорят о том, что есть какие-то вещи, которые нельзя делать по крайней мере. А все прогнозы будущего - это все очень относительно. Вы можете один раз попасть в точку, второй раз попасть в точку, а в третий раз ошибиться.