Кровавая работа
Поначалу все шло достаточно хорошо: после того как Уильям Гарвей открыл кровообращение, хирурги Лондона и Парижа начали экспериментировать с переливанием крови от телят и овец к собакам, от собак к коровам, от козлов к лошадям и от овец к людям. Первым реципиентом стал Артур Кога, эксцентричный студент богословия из Кембриджа. Сэмюэл Пепис (английский писатель и врач, известен своим дневником, который считают одним из самых важных первичных источников о событиях 1660-х годов в Англии, в частности, о Великой лондонской чуме и Великом лондонском пожаре) написал в своем дневнике, что этот молодой человек «не ладил с головой», и, по логике того времени, его кровь следовало немного охладить. Эксперимент прошел успешно, по крайней мере Кога не умер (возможно, что его спасло несовершенство аппаратуры: в то время для переливания крови использовались гусиные перья и серебряные трубки).
К 1667 году лондонских хирургов превзошли французы, и наибольших успехов достиг Жан-Батист Дени. Этот врач решил провести массовую демонстрацию переливания крови на берегу Сены: Дени перелил кровь ягненка больному шестнадцатилетнему мальчику, затем от теленка – сумасшедшему Антуану Моро, прежде незаменимому лакею маркизы де Севинье. Головокружительные взлеты и падения Дени, вызванные завистью коллег и смертью пациента, находятся в центре повествования Холли Такер.
Наука как тормоз медицины
В книге «Blood Work» приведены удивительные истории многих врачей. Особенно запоминается Ричард Лоуэр, хирург из Лондона, который назвал свою собаку Селезенкой, поскольку, как замечает современник, «ее у пса не было». Менее хладнокровные врачи того времени гадали, может ли переливание крови привести к тому, что реципиент унаследует некоторые черты донора. Например, Роберт Бойль задавался следующим вопросом: «Изменится ли цвет шерсти или перьев животного-реципиента сообразно цвету донора?».
Кстати, Такер замечает, что в течение двух веков именно научные организации тормозили развитие переливания крови. Несовместимость разных групп крови не казалась тогда особой проблемой (группы крови будут открыты только в 1901 году), поскольку в то время пациентов подвергали и куда более рискованным процедурам. Сильнее всего прогрессу мешали конкуренция, национализм и ощущение выхода за пределы дозволенного человеку. В книге много внимания уделяется описанию конкуренции между Лондонским королевским обществом и Французской академией наук, но все же наиболее ценно то, что она прекрасно показывает ошибки медицины на заре эпохи Просвещения.
Пол Коллинз
NewScientist № 6, 2011