Европейские университеты Средневековья и эпохи Просвещения

В Болонье существовало два главных студенческих клуба, состоявших из разных землячеств: итальянцев и неитальянцев. Каждый клуб избирал своего председателя-ректора. Для последнего существовал возрастной ценз: не моложе двадцати четырех лет. Профессора приносили ему клятву в послушании и должны были под страхом штрафа соблюдать предписания студентов, своих работодателей, касавшиеся ведения занятий. С другой стороны, преподаватели образовали свой «профсоюз», который назывался коллегией, то есть артелью. Все профессора были уроженцами Болоньи и не принимали в свои ряды чужаков. Преподаватели делились на «читающих» (титулованных) и «не читающих», то есть не выступающих с лекциями.

Прочие университеты, возникшие в XII веке в Европе, взяли эту систему за образец, но универсальной она не стала. К примеру, в Париже профессора сразу захватили бразды правления. Ректора там выбирали сначала прокураторы четырех «наций» и делегаты от преподавателей, а потом одни только преподаватели. Это было неудивительно: в большинстве своем парижские школяры были еще слишком юны, чтобы их неокрепшие голоса веско звучали в общем хоре, и уж тем более им нельзя было доверить переговоры с властями, зачастую проходившие очень сложно. Зато в Шотландии, в Глазго и Абердине, ректоров вплоть до XIX века избирали исключительно студенты.

В Оксфорде глава университета с 1201 года назывался канцлером, а преподаватели образовали свою корпорацию в 1231 году. «Мандат» ректору выдавали на непродолжительный срок: изначально на месяц-полтора. Папский легат во Франции Симон де Брион (1210—1285), впоследствии избранный папой (1281) под именем Мартина IV, понял, что столь частая смена руководства ни к чему хорошему не приводит, и предложил увеличить срок полномочий ректора до трех месяцев. Это правило соблюдалось три года, а затем срок был еще увеличен: в Париже он составлял шесть месяцев, в Шотландии — три года.

В Сорбонне главным факультетом был богословский, однако ректора университету поставлял исключительно факультет искусств (в провинции такого правила не придерживались). Докторам эта должность не светила — ректора избирали из числа бакалавров или лиценциатов. К ректору обращались «монсеньер» и называли его в разговоре и на письме «Votre Amplitude» («ваша величина»). Университет выплачивал ему пенсию, его парадный костюм был богатым и благородным. Каждые три месяца ректор возглавлял шествие по Парижу во главе четырех факультетов. Все отправлялись в указанную им церковь, и там доктор богословия, облаченный в меха, читал проповедь в присутствии ректора. Ни в одной другой церкви проповеди в это время читать не могли. На боку у ректора висел кошелек; в нем всегда находились 50 экю, которые монсеньер был обязан отдать королю Франции, если встретится с ним на правом берегу Сены, а король должен был отсчитать ему такую же сумму, если забредет на левый берег. Рассказывают, что Генрих IV и некоторые другие короли нарочно подстерегали университетскую процессию, чтобы получить эти деньги, и ее участники всегда с трепетом вступали на мост. Для короля 50 экю были пустяком, но для университета — значительной суммой.

Ректора избирали преподаватели, но когда 16 декабря 1485 года их выбор пал на фламандского монаха Иоганна Стандонка, студенты взбунтовались. Стандонк был тогда профессором Сорбонны, но прославился как основатель Коллегии Монтегю, печально известной суровым уставом. Новый ректор намеревался применить свои методы воспитания и к студентам, чем резко настроил их против себя. В германских университетах ректора величали «монархом», хотя он, разумеется, подчинялся королю или императору. Если ректор принадлежал к благородному сословию, обращаться к нему полагалось со словами «ваше сиятельство» (Erlaucht) или «ваша светлость» (Durchlaucht). В германских университетах были и ректор, и канцлер. Последний имел ученую степень и иногда был профессором; он подчинялся епископу и папе; первое время его назначали, но потом стали избирать. Если канцлер, в задачу которого входил церковный надзор за университетом, слишком активно вмешивался в управление, его отношения с ректором могли быть довольно напряженными.

В России для высшего управления университетом императрица Елизавета Петровна назначила двух кураторов, а для учебных и хозяйственных распоряжений — канцелярию во главе с директором. Первыми кураторами Московского университета стали И.И. Шувалов и Л.Л. Блюментрост (правда, последний скончался прежде открытия университета), первым директором — А.М. Аргамаков (до 1757 года).

В Монпелье студенты избирали из своих рядов прокурора — официальное лицо с отличительным знаком в виде жезла, который заведовал университетскими финансами. По уставу 1534 года прокурор имел право отчитывать нерадивых преподавателей. Жалованье учителям выдавалось лишь в том случае, если у прокурора не было к ним претензий. В 1550 году должность прокурора отменили, заменив его четырьмя советниками из числа бакалавров; собирать вступительные взносы поручили сторожу университетской церкви. Однако сами студенты занимали активную позицию.

Феликс Платтер вспоминал, как в ноябре 1556 года студент-земляк по фамилии Хохштеттер увел его с урока доктора Сапорты на «демонстрацию» против безалаберных наставников: выстроившись в колонну по одному, студенты при шпагах обошли коллегии всех «наций», вызывая своих товарищей. «Отправились к резиденции парламента. Избранный нами прокурор подал жалобу от нашего имени на небрежение, с каким профессора относятся к занятиям, и потребовал осуществления нашего старинного права назначить двух прокуроров, которые будут удерживать жалованье профессоров, не читающих лекций. В свою очередь, доктора подали свою жалобу через избранного ими прокурора. Нашу просьбу удовлетворили; два прокурора были назначены 25 ноября, и все успокоилось». Похожий случай, произошедший двумя веками позже в Петербурге, тоже завершился к всеобщему удовлетворению. Студенты университета подали высшему академическому начальству жалобу на нерадение своих наставников. Начальство, как водится, сняло стружку с профессоров, чем и ограничилось; профессора прочитали «слишком умным» студентам несколько лекций, проэкзаменовали их, выдали аттестаты и выпустили на все четыре стороны.

В те далекие времена тонкая грань между студентами и преподавателями временами становилась прозрачной, а то и вовсе растворялась. Вот лишь один пример. Жюльен Бере восемь лет преподавал в Коллегии Аркура, а потом вдруг решил сам сесть на студенческую скамью на медицинском факультете Парижского университета. Это не помешало его избранию в 1573 году прокурором французской «нации» на факультете вольных искусств, а на следующий год — ректором университета, который он представлял на похоронах короля Карла IX. Даже став в 1575 году директором Коллегии Ле-Мана, он продолжал учиться.

В XV—XVI столетиях делами университета заправлял постоянно действующий совет, который в Англии называли «конгрегацией». В Париже в XVII веке окончательно сложилась «профессорская олигархия»; с утверждением абсолютизма во Франции такая же модель власти была принята и в университетах. Университетские советы составляли устав, который долгое время существовал в устной форме (самые древние письменные редакции, сохранившиеся в Париже и Оксфорде, относятся к началу XIII века). Поначалу устав состоял из нескольких простых предписаний, относящихся к экзаменам, форме одежды и т. д. Все члены университета торжественно клялись соблюдать устав. Пересмотреть его могла лишь особая комиссия. Bo Флоренции этим занималась та же комиссия, которая следила за исполнением и обновлением уставов ремесленных цехов.

По уставу 1215 года, составленному кардиналом Робертом Керзоном, Парижский университет считался объединением магистров и школяров, каждый из которых обладал правами и обязанностями; акцент делался на взаимопомощи. Таким образом, университет, с одной стороны, противостоял не слишком дружелюбному населению, а с другой — местным властям. Кроме того, только взаимовыручка позволяла нормально жить и учиться. Каждый школяр должен был быть прикреплен к учителю, который властен судить его. Школяры и учителя, если у них нет возможности добиться правосудия иным способом, могли поклясться друг другу защищать свои права. По смерти студентов, не оставивших завещания, опись их имущества производил ректор университета.

Устав устанавливал правила и для преподавателей. Чтобы обучать вольным искусствам, необходимо было достичь возраста двадцати одного года, изучать эти науки не менее шести лет и заключить что-то вроде двухгодичного контракта. Чтобы получить кафедру на богословском факультете, кандидату полагалось быть не моложе тридцати лет и изучать теологию восемь лет, причем последние три года специально готовиться к преподавательской деятельности под руководством наставника. Наконец, он должен был быть настолько же высоконравственным, как и высокообразованным. О преподавателях права или медицины не говорилось ничего, вероятно, в силу слабого развития этих дисциплин.

Чтобы стать профессором, нужно было получить лицензию на преподавание, которую выдавал ректор, проэкзаменовав соискателя. Лицензия выдавалась бесплатно и не требовала принесения присяги. Если соискатель был достоин ее, ректор не имел права ему отказать. В последующих редакциях устава были закреплены более четкие правила, относящиеся к учебе и учебным программам (в них даже вносились списки обязательных и «нежелательных» книг), методам обучения, защите диссертаций и присвоению ученых степеней, а также одежде преподавателей и церемониям похорон учителей и школяров. <…>

У каждого университета имелась своя печать. В Париже ее хранили в особом ларчике, запиравшемся на четыре замка, и у декана каждого из четырех факультетов был ключ от одного замка, так что открыть ларчик можно было, лишь собрав их вместе. Университет получил собственную печать в начале 1221 года, но уже в апреле того же года папа Гонорий III приказал своему легату уничтожить ее. Этот акт вызвал студенческие беспорядки, два человека из свиты легата были убиты. В 1246 году папа Иннокентий IV вернул университету право пользоваться печатью, но лишь на семь лет; правда, по истечении этого срока оно было продлено еще на десять лет. Устав 1253 года с оттиском этой печати ныне является самым древним документом такого рода, дошедшим до наших дней. У некоторых факультетов (например, богословского в Париже и медицинского в Монпелье), «наций», студенческих обществ и ректората были собственные печати.

Екатерина Глаголева