Между трудом и досугом

Но теперь труд в той прежней форме уходит, и многие начинают говорить о цивилизации досуга, которая идет на смену цивилизации труда. Но сможет ли досуг заменить труд в роли жизненного стержня?

Когда-то нерабочее время было свободным – от труда и капитала. В современной же экономике всё больший вес приобретает трудовая деятельность в сфере досуга. Во времена Тэтчер британские газеты называли это Mickey Mouse jobs. Складывается новый рынок труда, новые профессии, которые созданы для того, чтобы обслуживать досуговую деятельность. Наиболее прозорливые философы-социологи еще задолго до Тэтчер это всё предвидели. Эмигрировавшие в Америку представители Франкфуртской школы застали там целую «культурную индустрию»: это понятие тогда шокировало, а теперь воспринимается как должное.

То есть теперь основным продуктом, который человек готов потреблять, становятся развлечения, отдых?

– Во Франции буквально в эти дни идут дебаты о том, разрешить ли работу магазинов по воскресеньям. Позиции на этот счет разные. Например, у более-менее консервативных, религиозно ориентированных партий воскресенье остается освященным традицией днем отдыха. Тогда как другие говорят, что пора открываться новым изменениям, люди должны потреблять! И действительно, если рассуждать с этой позиции, ваша прогулка по лесу абсолютно бессмысленна для общего хозяйства. Но если вы идете в кафе, в кино, в магазин, тогда, безусловно, вносите вклад в экономику. Это как раз тенденция к тому, чтобы втянуть в экономику всё ваше свободное время.

Всё это происходит на фоне обострения проблем безработицы и спада экономического роста, которые никак не удается решить. При этом очевидно, что правящие круги отворачиваются от реальности, и как будто не замечают, что цивилизация безвозвратно уходит от индустриальной эпохи. По-прежнему политики обещают избирателям реиндустриализацию, говорят, что вернут им делокализованные предприятия. Но это всё утопичные и ненужные лозунги, которые, тем не менее, туманят сознание как избирателей, так и самих политиков.

Пора осознать, что реиндустриализация возможна лишь на основе высоких технологий, и этот процесс по идее будет связан с высвобождением большого количества свободного времени. Но и это высвобождение тоже не пройдет автоматически. В недавней статье «Вullshit jobs» («фуфловые работы») британский антрополог Дэвид Грэбер указал на простой социологический факт: развитие технологий и рост производительности труда могли бы позволить нам работать 3–4 часа в сутки, а всё остальное время посвятить отдыху и саморазвитию. Но в реальности цивилизация не идeт по этому пути, а придумывает, чем заполнить высвободившееся время. И заполняет работами, абсолютно не нужными, типа телемаркетинга, когда люди звонят вам по многу раз на день и предлагают какие-то продукты. Это работа не приносит удовлетворения никому, она является нарушением, вызовом или даже разрушением достоинства, которое когда-то было у труда. То же самое и со многими другими, более интеллектуальными видами деятельности (типа корпоративных юристов, особо ненавистных Грэберу).

Грэбер утверждает, что в этом horror vacui, в этой «боязни пустоты», боязни общества дать людям свободное время сказывается старый страх, что ребенок начнет заниматься онанизмом, а взрослые люди выйдут на улицы и устроят перманентную оранжевую революцию или еще какие-нибудь глупости. Поэтому их всех нужно чем-то занять 24 часа в сутки. Но жить в свободе – это, безусловно, тяжелая школа. Об этом говорил еще Ницше: не говорите мне, от чего вы хотите освободиться, скажите, для чего.

Какой рынок труда должен быть сформирован, чтобы удалось свернуть с этого порочного пути – создания ненужных рабочих мест для искусственных потребностей?

– Рынок труда поляризуется. С одной стороны, это будут высокотехнологичные специальности, которые заставят нас вспомнить советское время, растущую технологизацию производства. Большой спрос будет на инженера-рабочего с навыками владения современными технологиями, цифровыми и не только. На противоположном полюсе будет сфера заботы о человеке – сиделки, няни и прочие, ну и, конечно, люди, занятые в индустрии красоты, спорта, развлечений.

Выбор, кажется, не очень большой. Роль образования, диплома об образовании, в этой системе, наверное, тоже изменится?

– Она уже изменилась, и дальше будет меняться. Раньше, в эпоху относительно строгого разделения труда и досуга профессиональные навыки были четко сформулированы как в дипломах, так и в объявлениях о приеме на работу. Диплом уже служил своеобразной гарантией от безработицы. Все знали, что такие-то знания-навыки, полученные в системе образования, востребованы рынком труда, и, исходя из них, можно выстраивать карьеру. Сейчас уже никто не может предугадать, кем будет работать через 10–20 лет. Сама экономика, рынок труда, индивидуальные ориентации – всё это меняется с таким динамизмом, что мы гораздо спокойнее относимся к перспективе, что не будем верны нашему заводу им. Лихачёва или любой другой фирме на всю жизнь.

Опросы показывают, что рабочая молодежь, еще далекая от возраста, когда положено думать о пенсии, не очень-то хочет стабильных трудовых контрактов. Хотя, пожалуй, тонкий социопсихологический анализ может показать, что, вероятно, они не могут найти такие контракты, поэтому так и реагируют: мне это не доступно, значит, постараюсь этого не хотеть. Наверное, такая форма труда, нарезанного, как колбаса, на отдельные временные отрезки, имеет и свой шарм, свой элемент непредсказуемости, приключения. Люди меняют работу, расширяют число навыков, постоянно доучиваются, переживают неожиданные повороты в карьере.

Ясно, что сегодня просто знаний, компетенций уже не достаточно, к этому нужно прирастить еще и способность проявлять инициативу, творить, что, однако, тоже способствует «прекарности» (precarity). Вас нанимают уже не на готовый функционал, а с ожиданием, что вы сами будете его расширять, придумывать себе новые полномочия. А в этом вы по определению никогда не сможете удовлетворить вашего работодателя. Он всегда будет говорить: что ж, неплохо, но ищи дальше! Вы оказываетесь под прессом этой новой ситуации, которая, конечно же, мобилизует вас не только в режиме «от звонка до звонка», но и всё ваше время.

Будущая модель трудового поведения – это временный контракт, фриланс?

– Мы движемся от стабильно оплачиваемого труда в сторону некоей новой деятельности, которая будет содержать элементы фриланса, но не полностью с ней совпадать. Цивилизация ищет, как принимая новые экономические и политические реалии, сохранить те социальные права, которые являются завоеванием многолетней социальной борьбы. С одной стороны, нас возмущает, что постоянные трудовые контракты сокращаются в пользу временных, в чем мы обоснованно видим скандал, утрату социальных завоеваний и прав.

В то же время видим, что крупные промышленные предприятия всё больше тяготеют к дроблению: для повышения гибкости всё больше своих функций они отдают на аутсорсинг фирмам-цехам, часто выросшим в их лоне, и обращаются к этим фирмам по мере необходимости. Внутри этих маленьких фирм по этой же логике выделяются мастерские, у которых есть стабильные заказы из «головного центра», но и работа, которую они сами ищут. И наконец, это доходит до индивидов, когда человек становится предпринимателем самого себя – self-entrepreneur, хозяином своего рабочего и свободного времени. Это дает ему больше свободы, не приковывает к станку с 9 утра до 5 вечера, но вместе с тем делает его труд всё более нестабильным, уязвимым, ненадежным, опасным с точки зрения психической и физической гигиены. Человек всё время в стрессе и постоянно думает о том, что будет завтра, когда этой работы, возможно, не будет. Но к такой ситуации ведут нас не только экономические реалии, но и новые культурные практики, привычки. Молодые люди сегодня, особенно в динамичных профессиях, уже не променяют свою гибкость-прекарность в пользу скучной надежности.

Интервью - Наталья Быкова