Новая турецкая идентичность — мусульманский национализм

— Почему мусульманство не спасло курдов от неблагоприятного отношения?

— Да, несмотря на то, что курды — мусульмане, они рассматривались как орудие с точки зрения внешних сил, желающих разделить Турцию. Поэтому в рамках данного мышления курды определяются как турки, утратившие собственную культурную идентичность.

— Таким мышлением, которое лежит в основе всего этого, является кемалистский национализм?

— Кемалистский национализм учит турок скептическому отношению ко всем, кто «не похож на них», и убеждению, что намерения таких людей враждебны. Турция становится сценой длительных междоусобиц групп, которые десятилетиями конкурируют друг с другом. Левые и правые, сельчане и горожане, курды и турки, сунниты и алавиты. В последнее время к этому букету добавляется спор исламистов и светской оппозиции. Ярлыки меняются, но борьба остается борьбой. В составе определенных групп (как бы они ни назывались) турки оказывают поддержку друг другу, но все, кто отличается от них своим образом жизни или религиозными убеждениями, рассматриваются ими как враги. Протесты вокруг парка Гези впервые выходят за рамки этой динамики.

— Что вы имеете в виду?

— Вспыхнувшие в июне этого года протесты показали, что группы, преследующие разные цели и совсем не похожие друг на друга, могут действовать совместно и не конфликтовать, а говорить. В этом, конечно, сыграло свою роль то, что генерация «Гези» является гомогенным средним классом в культурном отношении. Между тем руководство Партии справедливости и развития (ПСР), которому изначально удалось построить диалог с различными меньшинствами и либералами, почему-то снова вернулось к идее враждебности между группами и парадигме скептического отношения к другим. Таким образом, оно весьма приблизилось к формуле кемалистского национализма.

— Вы говорите о новой турецкой идентичности, что вы вкладываете в этой понятие?

— Новую турецкую идентичность я определяю как мусульманский национализм. Ее характерная особенность состоит в том, что образ будущего возводится на каркасе республики, построенной на османском прошлом и освободившейся от кемализма. И это означает новую интерпретацию всего, начиная от стиля жизни и заканчивая внутренней и внешней политикой. Основу этой интерпретации составляют не исламские принципы, а «постимперские» чувства.

— «Неотурки» представляют круги, которые мы называем исламской буржуазией?

— Да. Именно новая исламская буржуазия (и это не только электорат ПСР) строит новую турецкую националистическую идентичность. Это поднимающаяся вверх по социальной лестнице современная, шагающая в ногу с модой молодежь, которая обладает экономическими знаниями и пристально следит за всем, что происходит в мире. В своих предпочтениях и представлениях об образе жизни молодая генерация исламской буржуазии достаточно близка к секулярной молодежи. Действительно, одна из этих групп может покрывать голову, другая — употреблять алкоголь. Но по таким вопросам, как образование, литература, путешествия, жизненные ориентации, роль личных предпочтений в формировании мусульманской или турецкой идентичности, они постепенно становятся ближе друг к другу. На мой взгляд, разделяющим фактором в событиях вокруг Гези (и они, скорее, возводят мосты между существующими различиями) является не религиозность, а бедность.

— Что это означает?

— Часть общества, обладающая низкими доходами или только поднимающаяся по социальной лестнице, придерживается авторитарных и патриархальных ценностей и практик. В этом контексте их привлекает позиция премьер-министра Эрдогана. Изменения пугают тех, кто закрепился на верхней ступени социальной лестницы. Стабильность и порядок также благоприятны для бизнеса и торговли. Именно поэтому Эрдоган демонизировал протестующих в Гези, подчеркивая, что они наносят вред общественной собственности и мешают развитию малого бизнеса. Не ограничиваясь этим и оставаясь верным рецепту кемалистов, Эрдоган отмечал, что протестующих контролируют внешние силы и евреи, стремящиеся дискредитировать Турцию. Цель подобных заявлений - отвлечь внимание людей от реальности, от того, что социально-экономические условия одинаково благоприятны далеко не для всех. Исследование Института Гэллапа (2013) показывает, что каждый третий турок в стране живет ниже черты бедности. В 2012 году этот показатель был на уровне 18% (то есть вдвое меньше). В июле 2013 года инфляция составила 8,9%, серьезных масштабов достиг внешнеторговый дефицит. Несмотря на ухудшение экономической ситуации, некоторые граждане продолжают поддерживать партию Эрдогана, поскольку они полагают, что прогресс в области инфраструктуры и системе общественного транспорта в целом способствуют улучшению условий их жизни.

— Вы говорите о сближении религиозной и светской молодежи, но в стране продолжает сохраняться атмосфера ужасающей поляризации. Как это можно объяснить?

— Утверждается, что усиливается поляризация между двумя определенными группами — исламистами и секуляристами, не так ли? На самом деле, в стране ожесточилась дискуссия о том, что представляет собой турецкая национальная идентичность. И люди занимают определенные позиции в соответствии с развитием этого спора. Суть поляризации составляет обсуждение вопроса о том, какой должна быть новая турецкая идентичность.

— А разве молодежь не обсуждает это?

— Я бы сказала так. Молодую генерацию нельзя определить в соответствии с известными нам идеологическими и политическими категориями. Эти молодые люди могут переходить из одной категории в другую, а также обладать убеждениями, которые традиционно считаются конфликтующими друг с другом. Прогнозировать их поведение, исходя из привычных для нас «полярных» категорий, достаточно сложно. Эта ситуация впервые стала заметной в результате протестов в Гези. Это вовсе не означает, что консерватизм умер. Социологические опросы показывают, что уровень консерватизма в турецком обществе по-прежнему высок. При этом наблюдается следующая картина: в то время как религиозные мусульмане способны совершать весьма либеральные шаги, секуляристы консервативно относятся к гендерным отношениям. В основе социального поведения молодежи лежит наличие множественного выбора при ответе на вопрос: «Что значит быть мусульманином и турком?»

— В вашей книге вы рассказываете об инциденте, когда ваш знакомый кемалист был недоволен вашей публикацией в газете Zaman. Вы полагаете, что кемалисты по-прежнему непримиримы?

— Кемалисты чрезвычайно привязаны к своей идеологии. Сегодня они лишены своей силы и испытывают страх перед изменениями в обществе. Образ внешнего врага, который создает их идеология, препятствует идти в ногу с либеральными изменениями и глобализацией. Страх и беспокойство вызывает у них враждебное отношение к тем, кого они рассматривают в качестве врага.

— Сегодня беспокойство охватывает только кемалистов?

— Давайте признаем, что с избранием ПСР понятия государства и нации трансформировались коренным образом. Сегодня ПСР реализует мажоритарную демократию. Что это значит? Мы победили, следовательно, вы будете делать так, как мы скажем. Если вам это не нравится, в следующий раз выберете правительство, которое вам по душе. Это несовершенная, неполная демократия. Демократические власти прислушиваются ко всем, кто не отдает за них свой голос, и защищают их права. Стиль правления ПСР автократичен. Благодаря искусству социальной инженерии она навязывает режиму определенные ценности. Однако это не означает ничего, кроме как сохранение статус-кво, с которым десятки лет борется Турция.

«Долгое время под давлением кемалистского режима в турецком обществе доминировало пренебрежение в отношении османского прошлого. Сейчас османское наследие романтизируется, некритично присваивается, становится пробным камнем конкретных идеологических и политических стремлений. С точки зрения мусульманского национализма, эта османская модель, например, способна обеспечить рациональную основу для интеграции в турецком обществе иудеев и христиан. В османской национальной системе немусульманские общины были полуавтономными, хотя они не обладали равными правами с мусульманским населением. Сегодня к этой национальной модели часто апеллируют политики правящей Партии справедливости и развития, которые обсуждают вопросы взаимодействия с христианскими общинами. При этом "османская модель" не предполагает создание политической системы, в состав которой войдут такие меньшинства как курды и алавиты. Попытки контроля над курдским и алавитским меньшинствами, которые османского государство рассматривало как потенциально "подрывные элементы", в большинстве случаев были неудачными. Поэтому неудивительно, что мусульманские националисты сегодняшнего дня лишены какой бы то ни было идеологической структуры, которая бы объединила эти меньшинства в единой турецкой нации».(из книги Дженни Уайт).

Эзги Башаран (Ezgi Başaran), "Radikal"